Поэтика выбора

Оглавление

Поэтика выбора. Основы стихотворного перевода и психология творчества

Введение

Часть первая. Норма и отклонение

Глава 1. Выбор в этике, логике и эстетике

Глава 2. Нормативно-аксилогический статус поэтической формы
(начало)
Глава 2. Нормативно-аксилогический статус поэтической формы
(окончание)

Часть вторая. Создание и воссоздание поэзии

Глава 1. Структура художественной ценности

Глава 2. Структура художественного стиля

Глава 3. Принципы стихотворного перевода

Заключение

Аннотация

Предисловие

ПОЭТИКА ВЫБОРА


ОСНОВЫ СТИХОТВОРНОГО
ПЕРЕВОДА И ПСИХОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА

Мой дар убог и голос мой негромок...
Евгений Баратынский

1. Введение

То, что мы называем словом выбор, характеризует нечто в высшей степени человеческое в человеке, при этом мы на удивление мало знаем о нашей способности выбирать. Статьи "выбор" я не нашел ни в одном философском словаре, справочнике, энциклопедии. Традиционно это понятие употребляется лишь в качестве вспомогательного термина, уточняющего категориальный смысл понятия "свобода воли". Исторически проблема свободного выбора получила преимущественное рассмотрение как религиозно-этическая, в меньшей степени - как логическая, и лишь в последнюю очередь - как эстетическая. В настоящем исследовании я исхожу из предпосылки, что этика, логика и эстетика с их основными истинностными и нормативно-ценностными значениями - истина и ложь, добро и зло, красота и безобразное - образуют некое трехмерное психическое квазипространство, которое, собственно, и есть пространство выбора. Эти истинностные и нормативно-ценностные значения взаимосвязаны и взаимозависимы, но с познавательной точки зрения самыми надежными и бесспорными являются предикаты истина и ложь. Распространить эти значения на область эстетики представляется мне задачей отнюдь не утопической, что я и намерен продемонстрировать в настоящем исследовании.

В более конкретной формулировке двуединой целью диссертации является обоснование научного метода стихотворного перевода, включающего определение критериев и принципов отбора альтернатив в процессе порождения поэтического текста, с одной стороны, и философского анализа категории выбор, регулирующей этот процесс, - с другой. Необходимость разработки методологического инструментария при решении сугубо конкретных задач, а именно - при переводе стихотворных текстов, стимулировала мой интерес к логической теории. Это - интерес практика к фундаментальной науке, которая, в свою очередь, тоже ищет опору в практике. Я не чувствую себя пионером в этой области. Потребность опереться на логику при анализе такого "иррационального" состояния как творческий процесс ранее была обоснована двумя великими поэтами Франции - Стефаном Малларме и Полем Валери, чьи наблюдения над внутренним миром поэта проложили тот путь, по которому иду и я, их последователь. Можно не сомневаться, что если бы эти великие люди жили в настоящее время, они наверняка проявили бы интерес к таким быстро развивающимся областям теории как логика норм и логика оценок и оставили бы бесценные наблюдения, проливающие новый свет на уже открытое ими. В этом убеждает хотя бы следующая мысль, высказанная Валери в эссе "Поэзия и абстрактная мысль": "Если бы логик всегда должен был оставаться логически мыслящей личностью, он не стал бы и не мог бы стать логиком; и если поэт всегда будет только поэтом, без малейшей склонности абстрагировать и рассуждать, никакого следа в поэзии он не оставит" (25,с.407).

Методологической основой исследования является нормативно-ценностный подход к анализу человеческой деятельности, реализуемой в поэтическом акте. Я исхожу из простого, интуитивно ясного и очевидного факта, что нормативность пронизывает все без исключения уровни поэтического текста. Но не менее очевиден и другой факт - на каждом из этих уровней обнаруживаются более или менее систематические отклонения от нормы. Я намереваюсь показать, что в одних случаях эти отклонения получают позитивную, в других - негативную оценку реципиента. Позитивные отклонения обращают на себя интенциональность реципиента как знаки на фоне нормы, негативные - отвращают внимание как своего рода информационный шум. Эта базовая концептуальная установка позволила мне взглянуть на структуру поэтического текста с расстояния, с высоты которого удалось увидеть то общее, что объединяет все уровни художественной структуры в одно целое, и в рамках единого метода интерпретировать как приверженность традиции, так и новаторство. Нормативно-ценностный подход к анализу человеческой деятельности реализован на теоретическом уровне в трудах таких исследователей как Г.Х.фон Вригт (29), А.А.Ивин (53,54) и других ученых, разрабатывающих логику норм, логику оценок и логику поступка. В этой связи научная новизна предлагаемого исследования заключается в том, что в нем впервые удалось реализовать практическое приложение сделанных в этом направлении теоретических выводов на несколько неожиданном для логических исследований материале, а именно - при интерпретации феноменов, наблюдаемых в процессе создания, воссоздания и восприятия поэзии. Таким образом, рецептивная эстетика, теория стиха и стихотворного перевода получают методологическую базу, разработанную логикой, а логика - практическое приложение и апробацию разрабатываемых ею методов.

Работа выполнена на материале русской классической и зарубежной поэзии. Анализируя процесс стихотворного воссоздания, я иллюстрирую теоретические положения стихотворными переводами, выполненными мною с французского (Бодлер, Малларме) и испанского (Борхес) языков. Совершенно ясно, что при изучении такого многогранного феномена как выбор и на таком материале как поэтическое творчество интроспективный метод представляется едва ли не единственно возможным из существующих - по крайней мере на начальном этапе. Лишь по мере накопления интроспективных наблюдений, сделанных разными исследователями, можно приступать к их сравнительному анализу и только потом - к верификации тех или иных теоретических положений. Интроспекция - необходимый и неизбежный этап на этом пути. При этом, насколько мне известно, такого рода исследование еще никем до меня не предпринималось - и тому есть объяснения.

Во-первых, не каждый сочинитель поэзии интересен в качестве самонаблюдателя и теоретика стиха. Я слишком хорошо и как никто другой отдаю себе в этом отчет. Вот почему я принципиально исключил свои собственные (непереводные) стихотворения из числа примеров, иллюстрирующих мои же теоретические положения. И это понятно: нам ведь интересен процесс создания подлинно поэтического текста, а не бездушного версификационного упражнения. Предлагая в качестве примера собственное творение, я тем самым как бы молчаливо предполагали бы, что уж оно-то наверняка не является этим самым "упражнением", что было бы, право же, слишком самонадеянно. Во-вторых, создание произведения, которое читатель однозначно оценил бы как стихотворный шедевр, уже представляет для поэта сверхзадачу, решить которую одним только усилием воли невозможно. В-третьих, всякая побочная цель, - а интроспективное вмешательство в творческий процесс, направленное на его познание, как раз такой побочной целью и является, - в случае недостижения главной цели неизбежно становится психологическим "объяснением" неудачи, которая делает неинтересными повторные попытки подсмотреть за собой в процессе творчества, ибо они, без соответствующего психотренинга, большей частью обречены на неуспех. Преодолеть свои вполне объяснимые сомнения, связанные с трудностями адекватной оценки собственных творений, с одной стороны, и сформировать в себе постоянную установку на саморефлексию - с другой, мне удалось благодаря той специфике, которая отличает создание поэзии от ее воссоздания.

Несомненно, заставить себя перевести выдающееся стихотворение невозможно по той же причине, по какой нельзя одним только усилием воли создать полноценный поэтический текст. И там и здесь катализатором творческого процесса становится некое иррациональное состояние, в литературном обиходе именуемое "вдохновением". Вместе с тем, если сочинение поэзии и отличается от перевода стихов, то его особенность состоит в первую очередь в характере обратной связи автора со словесным материалом. В отличие от создателя первоявленной поэзии переводчик стихов не знает сомнений относительно ценности воссоздаваемого произведения, а это всегда усиливает искушение проследить за ходом собственной мысли, искушение тем более сильное, что интроспективное вмешательство в креативный процесс уже не влечет за собой известного сочинителю первозданной поэзии внутреннего сопротивления, возникающего из боязни заслонить посторонним размышлением интуитивно прозреваемый смысл будущего стихотворения, - оригинал всегда вернет интроспективного наблюдателя к исходной точке его размышлений, если мысль заплутала в лабиринте возможностей и альтернатив.

Итоговым результатом настоящего исследования, - и в этом я хотел бы видеть практическое значение своего труда, - явилось обоснование метода - научного по отношение к процессу перевода поэзии, художественного - если распространить его принципы на область оригинального поэтического творчества.