Гордость поэта, или Почему я ненавижу рэп

Решил более или менее подробно рассказать о том, почему я ненавижу рэп, а также всю символику, ужимки и мемы, связанные с этой якобы музыкой и якобы поэзией. Желание всерьёз разобраться с данным псевдоискусством назревало у меня очень давно, и речь тут идёт не о равнодушии, а о самой настоящей ненависти, связанной с тем обстоятельством, что именно рэп окончательно уничтожил лирическую поэзию как самостоятельный жанр. Я работал именно в этом жанре, поэтому у меня тут личное отношение, которое я не только не скрываю, но считаю главным пунктом обвинения.

Российские мажоры, пытающиеся косить под афроамериканскую гопоту, ни в коей мере не смогут заменить ни Анненского, ни Блока, ни Маяковского, которого они пафосно объявляют своим предтечей, по одной очень простой причине – мелодическая конструкция любой рэп-композиции противоречит основным принципам русского классического стихосложения. По-русски так не пишут и не читают стихи. Они не звучат и не льются, потому что в них отсутствует музыка. Да это и не стихи вовсе.

Если мы станем разбирать любой текст, читающийся в рэп-композиции, мы быстро заметим, что перед нами по сути зарифмованная при помощи грубых ассонансов проза. Вот в этой версификационной небрежности действительно заметно влияние Маяковского, который, по справедливому замечанию Мандельштама, частенько звучал как «молдавский оркестр». Но у Маяковского всё же были стихи, и временами весьма сильные. Да и ассонансами он играл мастерски, так что мне и в голову бы не пришло называть его поэтические тексты рэпом. А здесь перед нами наспех зарифмованный гнилой базар уличного упыря-драгдилера, для которого даже метафора – слишком сложное слово. И ритмически всё это подчиняется только противоестественной для русского слуха структуре афроамериканского бита.

Итак, с моей точки зрения, тексты рэпа стихами не являются и претендовать на это не могут. Речь идёт о профанации поэтического слова, да и русской литературной речи вообще.

Отметим здесь главное – для меня категорически неприемлема сама ритмическая структура рэпа, которую я считаю изначально быдловатой и гопнической. Какие бы более сложные вербальные схемы ни пытались выстраивать на этой ритмической основе некоторые исполнители, в основе всегда останется дебильный подросток, тычущий пальцами в камеру.

О жестикуляции, используемой исполнителями рэпа я позволю себе не говорить слишком долго, она мне просто отвратительна. Заметив подобные телодвижения, мой взгляд немедленно начинает рыскать вокруг в поисках чего-нибудь тяжёлого, потому что такого чёрта хочется вырубить сразу. Совершенно не мой стиль, скажем так.

О стиле и эстетике сейчас и поговорим, и это будет, наверное, самая важная часть предлагаемой дискуссии.

Но тут вот какое дело. Вижу, вокруг уже собираются всякие мутные существа, явно собирающиеся обвинить меня в расизме, отсутствии толерантности и равнодушии к чувствам трансгендеров. Это в порядке вещей, у меня есть, что им ответить.

Во-первых, я белый гетеросексуальный мужчина и не вижу в этом ничего плохого. Да, я предпочитаю произведения искусства, созданные представителями моей расы, но это совершенно естественно – они мне понятнее. Предполагаю, что у представителей других рас дело обстоит ровно таким же образом, однако не считаю это обстоятельство поводом ставить кого-то из нас выше или ниже и вообще относиться друг к другу без уважения, подобающего людям независимо от цвета их кожи.

Во-вторых, расизм предполагает дискриминацию людей по расовому признаку, а я решительно выступаю против подобных вещей и говорю всего лишь о музыкальных вкусах вполне определённой социальной прослойки. С моей точки зрения, афроамериканские гопники или их подражатели, имеют полное право бормотать свои неразборчивые речитативы и тыкать пальцами в камеру, а я имею столь же полное и неотъемлемое право считать их произведения говном. Более того, никто не может заставить меня любить афроамериканскую музыку. На этом расовый вопрос можно было бы закрыть, если бы не одно обстоятельство – афроамериканцы создали блюз, а блюз я очень люблю!

Однажды некто остроумный сказал о том, что блюз – это когда хорошему человеку плохо, а рэп – это когда плохому человеку хорошо. Полностью согласен с этим утверждением.

Но вернёмся к стихам. По крайней мере, со времён лорда Байрона, стиль и эстетика высокой европейской поэтической традиции выстраивались в соответствии с определённым образом поэта – человека не от мира сего, наделённого некой сверхъестественной способностью прозрения тайн, скрытых от повседневного человеческого сознания. Поздние романтики, и прежде всего Бодлер, а за ними символисты уже не таясь отождествляли этот образ с Люцифером – падшим ангелом с печатью проклятья на челе.

Конечно, в двадцать первом столетии у поэта на склоне лет все эти ролевые игры с дьяволом способны вызвать разве что усмешку. Ясно, что ради самозабвенного эпатажа здесь происходила определённая подмена понятий, из-за которой глубоко искреннее высказывание, обращённое к братьям и сёстрам по духу, нередко заслоняла собой витиеватая инфернальная риторика. Однако тут важно учитывать колорит эпохи.

В середине девятнадцатого века кинематографа и аудиозаписи ещё не было, зато бурно развивалось книгопечатание, поэзия оказалась в роли доминирующего искусства, способного противостоять традиционным культуре и религии, которые обслуживали идеологические потребности государственной власти. Поэты, ощутившие силу и новые возможности собственного слова, иногда становились главными оппонентами и критиками этой власти. Они припомнили баснословные, но реально существовавшие в истории человечества времена, когда вместо царей и военной аристократии обществом управляли поэты, люди знания – брахманы, волхвы, филиды. Им остро требовалась альтернативная символика, и тут свои услуги предложил главный оппонент авторитарного божества официального культа.

Впрочем, такого рода симпатия к дьяволу никогда не имела ничего общего с сатанизмом и антихристианством, зато имела самое непосредственное отношение к стёбу и всегда представляла собой вполне понятное стремление контрэлиты перехватить управление.

В сложившейся к тому времени культурной парадигме яростный бунт молодых независимых интеллектуалов против пропитанной вековым лицемерием общественной иерархии просто не мог избрать для себя другой эмблемы. Не случайно многие поэты той эпохи называли себя «отверженными» или «проклятыми».

Было бы чудовищной несправедливостью обвинять создателей шедевров мировой лирики в изначальной приверженности злу и пороку. Другое дело, что они со всей очевидностью поставили вопрос о социальных и психологических причинах этих явлений, а также о поразительной лёгкости манипуляций данными понятиями. И здесь миф о падшем ангеле и его строгом начальнике, к слову, отсутствующий в канонических для христиан библейских текстах, им очень пригодился. Не следует забывать и о завершающих Апокалипсис словах Христа, прямо и недвусмысленно называющего себя утренней звездой, то есть Денницей на русском языке и Люцифером на латыни.

Коротко говоря, «проклятые» поэты создали новый люциферианский миф, одновременно ставший своеобразной поэтической матрицей. Конечно, далеко не все их коллеги и современники, среди которых безусловно преобладали сторонники традиционной религии, разделяли этот подход. Совсем нет. Однако экзальтированно-демонический архетип поэта, сформировавшийся в коллективном бессознательном, сохранял свою актуальность и для них. Его уже невозможно было игнорировать.

Хорош ли оказался этот архетип? Да, очень хорош! Практически идеален! Дело в том, что у падшего ангела был очень своеобразный грех – гордость. Он ставил высокую планку и ко многому обязывал. Идущий по этому пути мог падать, но не мог лажать.

Заметим – это был период наивысшего расцвета европейской, а следом и собственно русской поэзии. Социальный протест, отрицание общепринятой морали, эпатаж и употребление всевозможных веществ в это время шли рука об руку с очень тщательной работой над текстами, в которых миру являлись поражающие своей выразительностью образы и демонстрировалась тончайшая звукопись. То есть люди не только жили, по выражению Блока, «так сложно, так трудно и празднично», но и в искусство умели.

Как им это удавалось? Читайте стихотворение «Поэты» того же Блока – «работали тупо и рьяно». Вы понимаете? Работали. Над каждой строкой, над любым оборотом речи.

Валяйся пьяным в канаве, преврати собственный дом в лупанарий, признавайся в любви отъявленным шлюхам, но не смей фальшивить в «музыке сфер». Падший – это понятно, но ты вообще ангел или нет? Вот на этот вопрос поэты старались ответить утвердительно. Их не требовалось уговаривать, сами буквально из кожи лезли. А ответить можно было только делом. В нашем случае таким делом являлось художественное слово.

Во второй половине прошлого века эстафету люциферианской гордости в искусстве подхватывает рок-музыка, однако тексты продолжают иметь большое значение, а главное – зачастую они остаются изысканной поэзией. Англоязычная рок-поэзия всё ещё очень мало доступна нам в качественных русских переводах, однако такие переводы уже начали появляться.

Надо ли говорить о том, что Джим Моррисон, Иэн Кертис или Курт Кобейн каждый на свой манер следовали всё тому же байронически-бодлеровскому архетипу? Думаю, это очевидные вещи.

В русской рок-музыке, которую следует отделять от шумного и бессмысленного явления, известного под названием «говнорок», тоже происходило много интересного, и настоящая поэзия в девяностые и нулевые у нас в основном крутилась именно там, пока в книжно- журнальной сфере вследствие тотального засилья блата и продажности всё было наглухо забито либо вульгарнейшей попсой, либо мертвящим «концептуализмом», а мы с друзьями, как и многие другие никому не известные поэты эпохи, читали свои стихи на кухнях или начинали выкладывать их в интернете.

И если мы цитировали друг другу что-то из современного, то это были не Полозкова или Пригов, а Гребенщиков (теперь – иноагент), Мамонов, Кормильцев, Олди, Кинчев, Григорян, Шклярский и прочие рок-поэты, от которых высокий бунтарский дух андеграунда требовал держать уровень. И они держали русское поэтическое слово, оно ещё существовало в публичной сфере отечественной культуры. Но иных уж нет, а те иноагенты.

«Мы стояли слишком гордо, мы платим втройне», как спел когда-то очень давно Гребенщиков (тогда - коварный разрушитель социалистической морали, а теперь – иноагент).

Кстати, я не поддерживаю нынешнюю позицию Гребенщикова по украинскому вопросу, из-за которой он был объявлен иноагентом, поскольку считаю его пацифизм односторонним и лукавым. Уверен, он не стал бы выступать в поддержку крымчан, если бы с нами принялось расправляться бандеровское отребье. Однако это никак не влияет на моё восприятие его поэзии. Поэзия выше морали, и когда её пытаются подверстать к политическим раскладам, это выглядит предельно пошло и нелепо.

Вполне достаточно того, что поэт говорит как поэт, остальное не имеет значения.

Хорошо, а что же мы сами? Под нами я подразумеваю очень небольшой круг действительно интересных и оригинальных поэтов, известных мне лично. Дело не в том, насколько нам удалось продвинуть своё творчество в массы – с этим получилось не очень, но в таких случаях причина не всегда в уровне созданного. Массы, знаете ли, тоже бывают разными. Дело в самих текстах.

Мы не шли на компромиссы, не хватали читателя за руку и не заглядывали ему в глаза, ища понимания. Делая свою музыку, для воспроизведения которой достаточно обычного прочтения текста, не обязательно вслух, мы умели говорить о высоких и сложных вещах, сплетающихся в индивидуальное сознание человека и его личную судьбу. Мы объясняли символическое значение узора, вытканного из этих отдельных нитей на широком полотне общественной жизни, и неоднократно предсказывали появление в нём новых деталей, означающих резкие повороты сюжета. Но главное – мы учили каждую нить падшей человеческой природы помнить себя, как помнит себя луч далёкой звезды, погасшей миллиарды лет назад.

Окончательное поэтическое знание заключается в том, что у нас нет ничего кроме этой памяти. Мы летим сквозь вечность, нам некуда возвращаться, но каждый из нас – таинственный звёздный свет, преображающий бесприютное пространство. Мы дарим этому пространству свою бестолковую любовь, пронзительную печаль и звонкую радость, потому что не можем иначе, если мы действительно ангелы. А если нет, то и затевать всё это не имело смысла, для нормального разумного человека современная поэзия – занятие абсолютно бесполезное и даже вредное. Это искусство падающих звёзд.

Совсем иное дело – рэп. Или так называемый «шансон», то бишь «блатняк». Рэп и есть «блатняк», только импортный.

«Шансон» отечественного разлива даже получше будет - он хотя бы честен и прост как самопальный коньяк, подкрашенный чаем, лишён всяких претензий на интеллектуализм и «продвинутость», зато отчасти сохраняет мелодические традиции русского городского романса и дворовой песни. Для поэта могут представлять интерес отдельные интонации «шансона», но ни в коем случае не его мораль или эстетика, абсолютно неприемлемые для человека чуть более тонкой душевной организации, чем адепты уголовной субкультуры.

Собственно, с интонациями и ритмикой рэпа я тоже немного поиграл, но быстро заметил, что моя поэтическая речь становится примитивной и ограниченной. Слишком простой и прямой, что меня несказанно раздражало, поскольку я люблю навороченную фразу и предпочитаю намекающее письмо. Другое дело, если вы решили культурно развести лохов. Вот это, как говорится в таких случаях, тема. Тут можно и бабла срубить, и популярности добиться.

В принципе сойдёт любой балаган, рассчитанный на усреднённые вкусы российской публики, за тридцать с лишним лет, прошедших с момента развала Советского Союза, постепенно деградировавшей в культурном отношении до состояния овоща. Эта публика ещё готова аплодировать и даже платить, если кто-то доставит ей оральное удовольствие, приятно пощекотав языком её полудохлое самолюбие. И желающие, разумеется, находятся, поскольку профессия шлюхи не только была первой на Земле, но и будет последней.

Люцифер у таких слушателей не в чести – они слишком боятся своего пахана, и любое дерзкое посягательство на его божественные функции рассматривают как прямую угрозу собственной безопасности. Они всегда радуются, когда рядом кого-то арестовывают и требуют построже наказать смутьянов, надеясь на то, что это им зачтётся. Но это обязательно зачтётся им и в том случае, если к власти придёт Люцифер, и последние станут первыми.

Кроме того, образ гордого ангела неприемлем для «овощей» уже тем, что это некий идеал, требующий к чему-то стремиться. Гораздо приятнее видеть на сцене заурядного мерзавца, который ничем не лучше их самих, а может, в чём-то и похуже.

Исполнитель рэпа или «шансона» - это «свой в доску парень», тем самым лишённый всякой исключительности, а значит, и обязательств. Его функция – развлечь, доставить удовольствие. Понятное дело, здесь не идёт речи ни о каком открытии чего-то нового, ни о каком изменении мира или хотя бы - для начала - сознания слушателя.

Любимым героем нынешней аудитории является «чёткий пацан» - пропитанный уголовной моралью выродок, самоутверждающийся за счёт тех, кто физически слабее его и живущий в вечном страхе быть «опущенным», то есть подвергнуться гомосексуальному насилию, которое в соответствии с ублюдочными тюремными «понятиями» окончательно и бесповоротно переместит его в самый низ иерархической лестницы.

Безусловно, юным неоромантикам, в конце восьмидесятых повторявших вслед за Виктором Цоем «смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать», всё это позорное «пацанство» казалось чем-то немыслимым, однако в том, что оно стало жуткой реальностью, нет ничего удивительного – тридцать лет Россией правят бандиты и мусора, и тут рука руку моет, поскольку в условиях избирательно действующих законов одни от других практически ничем не отличаются.

К сожалению, приведённое мной нелестное название сотрудников всевозможных «органов» сейчас является абсолютно точным по определению. В условиях, когда действует право сильного, правоохранители отсутствуют, есть только «силовики», которых в народе называют мусорами. Это страна мусоров, живущая по тюремному распорядку.

После того, как я несколько раз прочитал в новостях о том, как где-то в российской глубинке школьники после уроков «опустили» одноклассника, я понял, что перед нами прискорбный финал некогда великой культуры. Если проще, это пиздец, ребята.

Вы ещё удивляетесь тому, что у нас не читают настоящую поэзию?

Бессмысленно уверять меня в том, что в рэп сейчас играют интеллектуалы, и он совсем не про это. Символика, жестикуляция и манера «читки» слишком красноречиво говорят об обратном. В них отсутствует иная информация кроме оповещения окружающих о чистом и беспримесном «пацанстве» исполнителя. Использование стиля барыги, впаривающего наркоту школоте и гнущего перед ней пальцы – довольно странный способ самовыражения для интеллектуала, вы не находите? Особенно если он этим стилем и ограничивается.

Кроме того, расово-трансгендерная вакханалия в странах Запада тоже совсем не греет мою душу. Неужели американское движение BLM чем-то лучше здешнего АУЕ? Извините, не верю. Тем более, что я живу в Крыму и на протяжении многих лет внимательно слежу за тем, как западные политические деятели, с придыханием говорящие о толерантности и не всегда способные точно определить свой пол, нагло пытаются поставить под сомнение ясный и чёткий экзистенциальный выбор, сделанный мной на референдуме 2014 года. Сейчас они накачивают нацистскую Украину оружием, в том числе дальнобойными ракетами - естественно, для того, чтобы это преступное недогосударство смогло меня уничтожить только за то, что я русский, и поэтому хочу говорить, писать и читать на русском языке.

Грош цена их болтовне о демократии и прочей либеральной лабуде. Иначе давно нагнули бы националистов Украины и Прибалтики, заставив их принять законы о государственном статусе русского языка. И Крым бы тогда забрали, между прочим, если он так интересовал их как геостратегический плацдарм. Да и всю Россию вообще-то. Никому тут нахер не упёрся этот режим дебильных «силовиков». Легализовали бы марихуану, жили бы как люди.

Видимо, не могут этого сделать западные общечеловеки, слишком ненавидят русских. А у нас нет ненависти к Западу. Напротив, мы его любим. Русская культурная традиция – европейская, западная. Но мы любим Запад таким, каким он был ещё недавно – белым, гетеросексуальным и, если угодно, христианским. Потому что все мы вместе - христианская цивилизация.

При этом я категорический противник прямолинейного традиционализма и охранительства – лёгкие наркотики и сексуальные извращения (да, это никакая не норма, но взрослые люди по взаимному согласию имеют полное право поизвращаться) должны быть абсолютно легальны и доступны всем желающим поэкспериментировать с этими вещами. Разумеется, полная свобода. Но это всего лишь специи, которые не могут заменить вкуса основного блюда.

Неужели этого не понимают современные западные политики? Конечно, понимают. Они просто цинично решают свои личные проблемы за счёт общества и цивилизации. Обычные волчары. Те же самые «чёткие пацаны», только распальцовка другая.

Значит, придётся их в очередной раз ушатывать. И своих «пацанских» упырей туда же.

А затем самим становиться той Европой, за которую не стыдно.

Для этого нам необходимо устроить революцию и победить в войне. Что я называю победой? Высокий уровень личных и гражданских свобод, предельно мягкие и неукоснительно соблюдающиеся законы, уничтожение украинской государственности и возвращение Россией своего естественного статуса империи.

А как ещё? Деваться особо некуда. Партизаны не сдаются. Помереть всегда успеем. А гордости нам не занимать Поэтому только вперёд.

Даже если предстоит однажды «упасть опалённым звездой по имени Солнце», как в песне Цоя. Как по мне, это лучше, чем всю жизнь бояться невзначай нарушить идиотские тюремные «понятия» с гнусным гомосексуальным подтекстом. Тем, кому надоело быть вечными «пацанами», пора становиться мужчинами.

Только ни под рэпчик, ни под шансон этого не сделаешь.

Я понимаю, что тезис о музыке Вагнера здесь просто напрашивается, но всё же я немного о другом – вот о Европе, а вот о справедливости.

Олег Л. Воробьёв

Обсудить на форуме