|
"Ворон" Эдгара Аллана По
|
|
| TheRaven | Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 16:22 | Сообщение # 1 |
|
Пользователь
Сообщений: 69
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Уже публиковал этот перевод в своей теме в разделе заявок на получение авторской страницы. Дабы получить больше отзывов, захотелось опубликовать его еще и в разделе, ему соответствующем. Надеюсь, это не нарушает правил 
The Raven
Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore -
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
"'Tis some visitor," I muttered, 'tapping at my chamber door -
Only this and nothing more."
Ah, distinctly I remember, it was in the bleak December,
And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor.
Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow
From my books surcease of sorrow - for the lost Lenore -
For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore -
Nameless here for evermore.
And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain
Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating,
"'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door -
Some late visitor entreating entrance at my chamber door; -
This it is and nothing more."
Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,
"Sir," said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,
That I scarce was sure I heard you" - here I opened wide the door; -
Darkness there and nothing more.
Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing,
Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,
And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore?"
This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!"
Merely this and nothing more.
Back into the chamber turning, all my soul within me burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.
"Surely," said I, "surely that is something at my window lattice;
Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore -
Let my heart be still a moment, and this mystery explore; -
'Tis the wind and nothing more!"
Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter,
In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door -
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door -
Perched, and sat, and nothing more.
Then this ebony bird beguilling my sad fancy into smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance it wore,
"Thou thy crest be shorn and shaven, thou," I said, "art sure no craven,
Ghastly grim and ancient Raven wandering from the Nightly shore -
Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly,
Though its answer little meaning - little relevancy bore;
For we cannot help agreeing that no living human being
Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door -
Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door,
With such name as "Nevermore."
But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only
That one word, as if his soul in that one word he did outpour.
Nothing further then he uttered - not a feather then he fluttered -
Till I scarcely more than muttered, "Other friends have flown before -
On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before."
Then the bird said, "Nevermore."
Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
"Doubtless," said I, "what it utters is its only stock and store,
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one burden bore -
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of 'Never - nevermore.'"
But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird and bust and door;
Then, upon the velvet sinking, I betook myself to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore -
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore
Meant in croaking "Nevermore."
This I sat engaged in guessing, but no syllable expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core;
This and more I sat divining, with my head at ease reclining
On the cushion's velvet lining that the lamp-light gloated o'er,
But whose velvet violet lining with the lamp-light gloating o'er,
She shall press, ah, nevermore!
Then, methought, the air grew denser, perfumed from an unseen censer
Swung by Seraphim whose foot-falls tinkled on the tufted floor.
"Wretch," I cried, "thy God hath lent thee - by these angels he hath sent thee
Respite - respite and nepenthe from thy memories of Lenore!
Quaff, oh, quaff this kind nepenthe, and forget this lost Lenore!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore,
Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted -
On this home by Horror haunted - tell me truly, I implore -
Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! -
By that Heaven that bends above us - by that God we both adore -
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore -
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore."
Quoth the Raven, "Nevermore."
"Be that word our sign of parting, bird or fiend!" I shrieked, upstarting -
"Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian chore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the door;
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted - nevermore!
|
| |
| |
| TheRaven | Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 16:22 | Сообщение # 2 |
|
Пользователь
Сообщений: 69
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Ворон
Час ночной тоской пропитан. Я средь будничного быта,
С древней книгою открытой за столом почти дремал.
Вдруг внезапным, но не громким звуком вздрогнули потемки
Там снаружи, словно в дверь мне кто-то тихо постучал.
Верно, гость ночной мне в двери осторожно постучал.
Странник, ищущий причал.
Помню даже слишком точно: той декабрьской тихой ночью
В полутьме каминны угли свет неяркий на пол льют.
Напряженно жду я утра, зарываясь в книги, будто
Дать они способны в горе безутешному приют
От раздумий о Леноре (звали так любовь мою,
Что покоится в раю).
Легкий шелест занавески, тихий, но довольно резкий,
Ужасом меня наполнил небывалым до краёв.
Чтоб унять сердцебиенье, прошептал я как моленье:
“Это гость, не привиденье, гость усталый ищет кров.
Путник страждущий нарушил одиночество мое!
Человек, не тень Её!“
Взяв себя не медля в руки, смело я пошел на звуки,
За испуг себя ругая, крикнул: “Сэр или Мадам!
Право, я дремал! В смущеньи, я прошу у вас прощенья,
Что, поддавшись ощущенью, стук ваш приписал ветрам!“
Но, открыв поспешно двери, гостя не нашел я там!
Пусто, пусто было там!
Долго дверь держа открытой, в ночь глядел я, с толку сбитый.
Мысли вдруг перемешались в голове в неясный вздор...
Доводило до отчаянья недвиженье и молчанье,
И нарушил я молчанье, слово вырвалось: “Ленор?“
Лишь мой шепот звучный эхо возвратило мне: “Ленор!“
Я вернулся в коридор.
Снова в комнату вошел я, с неспокойною душою.
Вскоре вновь раздался шорох, даже громче, чем тогда!
Ну конечно! Это что-то за оконною решеткой,
Что ж, узнаем, кто пришёл к нам! Разберёмся навсегда!
Снова я обрел рассудок - это ветер, не беда.
Духи - что за ерунда!
Но, открыв, я бросил ставень. Шум был слышен неспроста мне:
Вдруг влетел, забив крылами, ворон птица прежних дней.
И с величием, присущим пэрам, лордам власть имущим,
С гордым видом всемогущим, тенью замер меж теней.
Был над дверью бюст - “Паллада“, он уселся прям на ней.
Ворон, птица прежних дней.
Лишь от страха я очнулся, - удивился, улыбнулся:
Столь чудной забавной птицы я не видел никогда!
Этот взгляд его спесивый, профиль строгий горделивый
Вмиг от грез моих пугливых не оставил и следа.
- Здравствуй гость! Коль ты надолго, как мне звать тебя тогда?
Ворон крикнул: “Никогда!“
Птицы речь меня смутила: что за чудо, что за сила
Птицу эту научила речи? Что за редкий дар?!
Хоть и смысла нет в ответе, все же многим ли на свете
Приходилось звуки эти слышать, без привычных “Кар!“,
От вороны, бюст Паллады захватившей без стыда,
Коей имя – «Никогда»?
Но умолк недвижный ворон, точно лжец он, точно вор он,
У людей укравший слово, в угрызениях стыда.
Я сказал тогда, вздохнувши: “Как и дружба дней минувших,
Улетит, крылом махнувши, этот ворон завтра вдаль!
Улетит, как улетели все надежды навсегда...“
Ворон крикнул: “Никогда!“
Словно яркой вспышкой света, точностью его ответа
Поражен я был, так верно он в слова мои попал!
Может, как свидетель боли, чьей-то тягостной юдоли,
Может у людей в неволе эту речь он услыхал?
От того, чей скорбный голос средь несчастий утихал,
Ворон это услыхал?!
Вновь в душе я улыбнулся, осмотрелся, оглянулся,
И, придвинув кресло ближе, сел напротив птицы той.
И задумался во мраке: “звуки были то, иль знаки?
Что же значило - узнать бы - слово это?“ Как литой,
Ворон все сидел на бюсте позабытой девы той.
Девы, некогда святой.
Я молчал, а ворон древний обжигающий и гневный
Взгляд вперил в меня, как будто прямо в душу мне проник.
И душа моя томилась: “может это мне приснилось?“
Голова моя склонилась, я в усталости поник,
Вспомнив, что на бархат нежный (Боже!) больше ни на миг
Не склонится светлый лик.
Воздух уплотнился вскоре, будто в горе, будто в горе
Не презрел меня Всевышний, и забвение мне шлет!
С Серафимом легкокрылым, с дымом из его кадила
Прочь уходит образ милый: «Пей забвенье, твой черед!
Пей забвенье! Пей, как ворон, муки каторжные пьет!»
“Никогда!“ - воскликнул тот!
О, пророк, чужой, зловещий! Ада ль ты посланец вещий,
Иль сам бес в обличье птицы, - точно знаю, ты пророк!
Молви, я найду ль забвенье, обрету ль успокоенье?
Что сулит мне провиденье? Бед моих скажи мне срок!
Этой скорбной страшной доли, я молю, скажи мне срок!
“Никогда!“ - вещун изрек.
О, пророк, исчадье ада, молви, будет ли награда
Мне в раю, под сенью сада, где эдемский бьет родник?
Молви, коль погибну скоро, снова встретится ль Ленора?
Вновь обнять мою Ленору мне удастся ль хоть на миг?!
Обрести мою Ленору вновь удастся ль хоть на миг?!
“Никогда!“ - раздался крик.
Что ж, пусть станет слово это расставания обетом!
Прочь лети, проклятый ворон, прочь в темнеющую даль!
Не теряя перьев черных, чтоб от речи этой вздорной,
Чтоб от лжи твоей упорной не осталось и следа!
Прочь лети, проклятый ворон! Убирайся навсегда!
Ворон крикнул: “Никогда!“
И недвижим черный ворон, все на бюсте том с тех пор он,
Как литой он, в свете лампы, древним демонам подстать.
Тень на пол легла проклятьем. Ни молитвой, ни заклятьем
Думы черной не унять мне! Боли страшной не унять!
И души из вечной тени, бездне адовой подстать, -
Знаю - больше не поднять!
|
| |
| |
| IamNick | Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 20:49 | Сообщение # 3 |
Автор
Сообщений: 860
Награды: 11
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Виктор, перевод хорош, но, ежели позволите, несколько замечаний.
Всё, безусловно, имхо.
1. Соглашусь с Юлией, слова "он уселся прям на ней" выпадают из общего текста своей "народностью", т.е., это мог сказать человек на улице, мальчишка, но никак не образованный человек, как ЛГ данного стиха.
2. Кстати, ворон и ворона - это не самец и самка, а разные птицы, так что вместе упоминать их, говоря о конкретной птице, пожалуй, неверно.
3. Было бы неплохо слегка изменить строчку "В полутьме каминны угли свет неяркий на пол льют. " Вот это несчастное слово "каминны". Может написать что-нибудь типа: "В полутьме камина угли..." или "В полутьме, в камине угли...", а?
4. При похвальном стремлении к сохранению внутренней рифмы, Вы местами её упускаете. Если сумеете сохранить её везде - Ваш перевод только выиграет.
Там, где всё пустяки, там пустяк - это важно.
(Из недописанного)
|
| |
| |
| TheRaven | Дата: Понедельник, 08.08.2011, 17:01 | Сообщение # 4 |
|
Пользователь
Сообщений: 69
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Николай, спасибо, все замечания уместны.
Кстати, не понял изначально сути замечания Юлии, потому и проскочил его как-то. С Вашим пояснением, что дело таки в просторечии, все встало на свои места, согласен, вижу, попробую исправить.
Что касается внутренних рифм, то "похвальным стремлением" я, видимо, обязан интуиции, потому что задачи такой перед собой не ставил, отсюда и упущения.
Словом, все четыре Ваших замечания принимаю и благодарю за них. Буду работать.
В.К.
|
| |
| |
| IamNick | Дата: Понедельник, 08.08.2011, 17:27 | Сообщение # 5 |
|
Автор
Сообщений: 860
Награды: 11
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Quote (TheRaven) С Вашим пояснением, что дело таки в просторечии
ПРОСТОРЕЧИЕ!!!! Вот то слово, которое я вспоминал, когда писал замечания, но не мог вспомнить!!! 
Там, где всё пустяки, там пустяк - это важно.
(Из недописанного)
|
| |
| |
| TheRaven | Дата: Понедельник, 08.08.2011, 18:26 | Сообщение # 6 |
|
Пользователь
Сообщений: 69
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Однако, так удачно его заменили, что я его угадал!)))
|
| |
| |
| TheRaven | Дата: Среда, 15.02.2012, 04:45 | Сообщение # 7 |
|
Пользователь
Сообщений: 69
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Публикую несколько отредактированный вариант: учел некоторые замечания, поправил пунктуацию.
Ворон
Час ночной тоской пропитан. Я средь будничного быта,
С древней книгою открытой за столом почти дремал.
Вдруг внезапным, но негромким звуком вздрогнули потемки
Там снаружи, словно в дверь мне кто-то тихо постучал -
“Верно, гость ночной мне в двери осторожно постучал.
Странник, ищущий причал.“
Помню даже слишком точно: той декабрьской тихой ночью
Полутьма, камин, и угли свет неяркий на пол льют.
Напряженно жду я утра, зарываясь в книги, будто
Дать они способны в горе безутешному приют
От раздумий о Леноре (звали так любовь мою,
Что покоится в раю).
Легкий шелест занавески, тихий, но довольно резкий,
Ужасом меня наполнил небывалым до краёв.
Чтоб унять сердцебиенье, прошептал я, как моленье:
“Это гость, не привиденье, гость усталый ищет кров.
Путник страждущий нарушил одиночество мое!
Человек, не тень Её!“
Взяв себя, не медля, в руки, смело я пошел на звуки,
За испуг себя ругая, крикнул: “Сэр или Мадам!
Право, я дремал! В смущеньи, я прошу у вас прощенья,
Что, поддавшись ощущенью, стук ваш приписал ветрам!“
Но, открыв поспешно двери, гостя не нашел я там!
Пусто, пусто было там!
Долго дверь держа открытой, в ночь глядел я, с толку сбитый.
Мысли вдруг перемешались, в голове - неясный вздор!
Доводило до отчаянья недвиженье и молчанье,
И нарушил я молчанье, слово вырвалось: “Ленор?“
Но мой шепот звучный эхо возвратило мне: “Ленор!“
Я вернулся в коридор.
Снова в комнату вошел я, с неспокойною душою.
Вскоре вновь раздался шорох, даже громче, чем тогда!
“Ну конечно! Это что-то за оконною решеткой,
Что ж, узнаем, кто пришёл к нам! Разберёмся навсегда!“ -
Снова я обрел рассудок - “Это ветер, не беда.
Духи - что за ерунда!“
Но, открыв, я бросил ставень. Шум был слышен неспроста мне:
Вдруг влетел, забив крылами, ворон - птица прежних дней.
И с величием, присущим пэрам, лордам - власть имущим,
С гордым видом всемогущим, тенью замер меж теней.
Был над дверью бюст - Паллада, и уселся он на ней.
Ворон - птица прежних дней.
Лишь от страха я очнулся, - удивился, улыбнулся:
Столь чудной забавной птицы я не видел никогда!
Этот взгляд его спесивый, профиль строгий горделивый
Вмиг от грез моих пугливых не оставил и следа. -
“Здравствуй гость! Коль ты надолго, как мне звать тебя тогда?"
Каркнул ворон: “Никогда!“
Птицы речь меня смутила: “Что за чудо, что за сила
Птицу эту научила речи? Что за редкий дар?!“
Хоть и смысла нет в ответе, все же, многим ли на свете
Приходилось звуки эти слышать, без привычных “Кар!“,
От вороны, бюст Паллады захватившей без стыда,
Коей имя – «Никогда»?
Но умолк недвижный ворон, точно лжец он, точно вор он,
У людей укравший слово, в угрызениях стыда.
Я сказал тогда, вздохнувши: “Как и дружба дней минувших,
Улетит, крылом махнувши, этот ворон завтра вдаль!
Улетит, как улетели все надежды навсегда...“
Каркнул ворон: “Никогда!“
Словно яркой вспышкой света, точностью его ответа
Поражен я был, так верно он в слова мои попал! -
“Может, как свидетель боли, чьей-то тягостной юдоли,
Может у людей в неволе эту речь он услыхал?
От того, чей скорбный голос средь несчастий утихал,
Ворон это услыхал?!“
Вновь в душе я улыбнулся, осмотрелся, оглянулся,
И, придвинув кресло ближе, сел напротив птицы той.
И задумался во мраке: “звуки были то, иль знаки?
Что же значило - узнать бы - слово это?“ Как литой,
Ворон все сидел на бюсте позабытой Девы той.
Девы, некогда святой.
Я молчал, а ворон древний обжигающий и гневный
Взгляд вперил в меня, как будто прямо в душу мне проник.
И душа моя томилась: “может это мне приснилось?“
Голова моя склонилась, я в усталости поник,
Вспомнив, что на бархат нежный (Боже!) больше ни на миг
Не склонится светлый лик.
Воздух уплотнился вскоре, будто в горе, будто в горе
Не презрел меня Всевышний, и забвение мне шлет!
С Серафимом легкокрылым, с дымом из его кадила
Прочь уходит образ милый: «Пей забвенье, твой черед!
Пей забвенье! Пей, как ворон, муки каторжные пьет!»
“Никогда!“ - воскликнул тот!
“О, пророк, чужой, зловещий! Ада ты посланец вещий,
Иль сам бес в обличье птицы, - точно знаю, ты пророк!
Молви, я найду забвенье, обрету ль успокоенье?
Что сулит мне провиденье? Бед моих скажи мне срок!
Этой скорбной страшной доли, я молю, скажи мне срок!“
“Никогда!“ - вещун изрек.
“О, пророк, исчадье ада, молви, будет ли награда
Мне в раю, под сенью сада, где эдемский бьет родник?
Молви, коль погибну скоро, снова встретится ль Ленора?
Вновь обнять мою Ленору мне удастся хоть на миг?!
Обрести мою Ленору вновь удастся ль хоть на миг?!“
“Никогда!“ - раздался крик.
“Что ж, пусть станет слово это расставания обетом!
Прочь лети, проклятый ворон, прочь в темнеющую даль!
Не теряя перьев черных, чтоб от речи этой вздорной,
Чтоб от лжи твоей упорной не осталось и следа!
Прочь лети, проклятый ворон! Убирайся навсегда!“
Каркнул ворон: “Никогда!“
И недвижим черный ворон, все на бюсте том с тех пор он,
Как литой он, в свете лампы, древним демонам подстать.
Тень на пол легла проклятьем. Ни молитвой, ни заклятьем
Думы черной не унять мне! Боли страшной не унять!
И души из вечной тени, бездне адовой подстать, -
Знаю - больше не поднять!
Сообщение отредактировал TheRaven - Среда, 15.02.2012, 13:08 |
| |
| |
