День звуками наполнен
немоты,
а ты -
как Небом данная реальность,
как ток,
как сок
сирени и цветы -
чудесных совпадений изначальность.

Я это написала в начале мая, а в конце мне приснился сон: я выхожу из воды, из моря и вдруг ощущаю, что порезала ногу - ступню, течёт кровь и я боюсь ступить на песок и засорить рану. Тут - легко, но сильно - меня подхватывает ветер и поднимает сначала над песком пляжа, потом над прибрежными скалами, потом над полем и невысоким леском, над деревьями - и я лечу, лечу, и мне так естественно хорошо! Внизу возникает какой-то посёлок и пустая волейбольная площадка, и тут я думаю: "Ой, а ведь я лечу!" и в тот самый миг начинаю плавно спускаться: ветер стихает и мягко укладывает меня на волейбольную сетку...
Этот сон я рассказала подруге и она решительно заявила: "Это к любви!"
Сейчас я думаю, что тогда происходило что-то похожее на зачатие ребёнка: нового малыша я всегда чувствую за месяц, а то и два до того, как он поселился в животике, как будто что-то такое витает в воздухе, ждёт своего воплощения. Кажется, это противоречит богословию: душа даётся младенцу именно в момент зачатия, не раньше и не позже. Что же тогда это? Какая-то тайна!

"Я, как высший судия, живо поделил весь род человеческий на две неравные части: одна состоит только из хороших людей, но плохих или вовсе не музыкантов, другая же ― из истинных музыкантов... Но никто из них не будет осужден, наоборот, всех ожидает блаженство, только на различный лад. Хорошие люди легко влюбляются в пару прекрасных глаз, простирают обе руки к обожаемой особе, на чьем лице сияют упомянутые глаза, заключают прелестную в круг, каковой все более сужается и наконец сжимается до размеров обручального кольца. Его они надевают на палец любимой в качестве pars pro toto, как звено цепи, на которой и ведут жертву любви домой, в узилище брака. При сем они вопят во всю глотку: «О господи!» или «О небо!» Или же, если предпочитают астрономию: «О звезды!» Те же, кто склонен к язычеству, кричат: «О боги! Она, прекраснейшая в мире ― моя! Сбылись самые пламенные чаяния!» Поднимая такой шум, хорошие люди воображают, будто подражают музыкантам, но напрасно, ибо у тех любовь совершенно иная! Случается, правда, что незримые руки внезапно срывают с глаз музыканта застилавшую их пелену, и он вдруг узнает, что ангельский образ, эта сладостная неизведанная тайна, безмолвно покоившаяся в его груди, опустился на землю. И тогда чистым небесным огнем, который лишь светит и греет, но никогда не опаляет сокрушительным пламенем, вспыхивает весь восторг, все несказанное блаженство высшей жизни, зарождающейся в недрах души, и дух музыканта в страстном желании протягивает тысячи нитей и оплетает ту, кого он увидел, и обладает ею, никогда не обладая, ибо страстное томление его остается вечно неутоленным. И это она прекраснейшая, она сама и есть та волшебная, воплощенная в жизнь мечта, которая, сверкая, изливается из недр души артиста светлой песней, картиной, поэмой..."

– Я так счастлив сегодня. Весь день, с самого утра, с той самой минуты, как проснулся, у меня радостно на душе. Вот уже десять часов, как я словно зачарованный. Представьте себе, меня буквально преследует видение: будто я плыву в лодке из благоуханного дерева с голубым шелковым парусом в виде полумесяца. Разве это не чудесно? Запах дерева я описать не могу при всем желании, даже если бы умел находить точные слова… Нет, вообразите только, я сижу в этой лодке и закидываю удочку, серебряную удочку… Простите, но разве вы, милые дамы, не находите, что это… Не знаю, право, как это выразить."

И ещё один отрывок:

"Она держала меня за руку, пока мы поднимались по лестнице, но никто из нас не вымолвил ни слова. Мы вошли в какое-то новое помещение, где было совсем темно, – ничто там не нарушало этого всепоглощающего ночного мрака: ни случайно пробившийся луч света, ни мерцающий вдали огонек.

– Тише, – шепнула она, – вот моя кровать.

Я нашел ее ощупью.

Я снял с себя все и протянул ей.

– Спокойной ночи! – сказала она.

Я стал ее удерживать, просил побыть со мной:

– Погоди, не уходи. Теперь я знаю, почему ты мне велела снять башмаки еще там, внизу; я буду сидеть тихо-тихо, твой отец не слышал, что я прошел сюда; останься!

Но она не осталась.

– Спокойной ночи! – сказала она снова и ушла…

Пауза. Дагни была пунцово-красной, она прерывисто дышала, ноздри ее вздрагивали.

– Она ушла? – поспешно переспросила она.

Снова пауза.

– И вот тут эта ночь превращается в волшебную сказку, все, что я помню, я вижу как бы в розовом свете. Представьте себе эту удивительную ночь… Я был один, плотный мрак окутывал меня, как тяжелый черный бархат. Я очень устал, колени у меня дрожали, к тому же я был раздосадован и совершенно сбит с толку. Этот чертов сумасшедший несколько часов кряду водил меня вокруг одного и того же места, да еще по такой росе! Он гнал меня, словно скотину какую-то, понукая лишь взглядом и шепотом: «Иди! Иди!» В следующий раз я отниму у него его фонарь и этим фонарем разобью ему рожу! Я злился все больше, в конце концов в бешенстве закурил сигару и лег в постель. Я лежал и глядел на вспыхивающий во тьме кончик моей сигары; вскоре я услышал, как хлопнула входная дверь, потом все смолкло.

Прошло минут десять. Прошу вас, обратите внимание: я тихо лежу в постели, но сна ни в одном глазу, я лежу и курю сигару. И вдруг все помещение наполняется гулом, словно в потолке сразу открыли десятки каких-то клапанов. Я приподымаюсь на локте, забываю о сигаре, и она гаснет, я вглядываюсь в темноту, но ничего не могу обнаружить. Тогда я снова ложусь и прислушиваюсь, и мне чудится, будто я слышу отдаленную музыку, удивительный тысячеголосый хор, звуки доносятся откуда-то из-за стен, а может, сверху, из поднебесья, тихое пение тысячеголосого хора, оно не смолкает, а, напротив, все приближается и приближается и в конце концов словно ливень обрушивается на крышу башни и на меня. Я снова приподнимаюсь на локте. И я переживаю нечто такое, что еще и теперь, при одном воспоминании об этой ночи, меня потрясает и переполняет каким-то сверхъестественным счастьем. На меня как бы низвергается вдруг целый сонм крошечных сияющих существ, все они ослепительно-белые, это ангелочки, мириады крошечных ангелов, они летят откуда-то сверху, струятся световым каскадом. Они заполняют все пространство под сводами башни, их, наверно, не меньше миллиона, они плавно кружат между полом и потолком, и поют и поют, – они совершенно нагие и белые-белые. Сердце мое замирает, вокруг меня витают ангелы, я слышу их пение, они касаются моих век, садятся мне на волосы, и от их дыхания все помещение постепенно наполняется удивительным ароматом.

Я полулежу, опершись на локоть, и протягиваю к ним руку, и тогда несколько ангелочков садятся мне на руку – вот так, у меня на ладони, они похожи на звездочки – мерцающее созвездие из семи звезд. Я наклоняюсь и заглядываю им в глаза, и я вижу, что они слепые. Тогда я отпускаю этих семь слепых ангелов, ловлю семь других, но и те оказываются слепыми. Все они были слепые – в башне кружились мириады слепых ангелочков и пели!

Я лежал, не шелохнувшись, у меня перехватило дыхание, когда я это увидел, их незрячие глаза пронзили мою душу печалью.

Прошла минута. Я лежу и слушаю, и вдруг раздается где-то вдали тяжелый резкий удар, я слышу его с какой-то жесткой отчетливостью, звук еще долго гудит в воздухе – это снова пробили городские часы: час ночи!

Разом смолкло ангельское пение. Я видел, как ангелочки сбились в стаю и воспарили, устремились под потолок, заливая своды потоком света, они теснились, чтобы скорее вырваться наружу, и улетали друг за другом, все время глядя на меня. Вот остался только один, он тоже обернулся и еще раз посмотрел на меня своими незрячими глазами, прежде чем исчезнуть.

Последнее, что я запомнил, – это ангел, который обернулся и посмотрел на меня, хотя он и был слепой. Потом все снова погрузилось в темноту. Я откинулся на подушку и заснул…

Когда я проснулся, было уже совсем светло. Я по-прежнему был один в этой комнате со сводами. Моя одежда лежала передо мной прямо на полу. Я пощупал ее, она была еще сыровата, но я все-таки оделся. Вдруг дверь приотворилась, и вновь появляется девушка, которую я видел накануне.

Она подходит ко мне совсем близко, и тогда я спрашиваю ее:

– Откуда ты пришла? Где была ты ночью, красавица?

– Там, наверху, – отвечает она и указывает на крышу башни.

– Разве ты не спала?

– Нет, не спала. Я всю ночь не спала.

– А не слышала ли ты ночью музыки? – спрашиваю я. – Я слышал райскую музыку.

– Это я играла и пела, – отвечает она.

– Ты? Скажи, дитя мое, это правда?

– Да, я.

Она протянула мне руку и сказала:

– А теперь идем, я выведу тебя на дорогу.

Мы вышли из башни и пошли, рука об руку, в лес. Солнце освещало ее золотистые волосы; у нее были удивительные черные глаза. Я обнял ее и два раза поцеловал в лоб, а потом упал перед ней на колени. Дрожащими руками развязала она на себе черную ленту и обмотала ее вокруг моего запястья; она плакала и, судя по ее виду, была очень взволнована.

– Почему ты плачешь? – спросил я ее. – Оставь меня, если я чем-то тебя обидел.

Но она не ответила, а только спросила:

– Ты видишь город?

– Нет, – сказал я, – не вижу. А ты?

– Встань, пойдем дальше, – сказала она. И повела меня дальше. Я снова остановился, прижал ее к своей груди и сказал:

– Я так люблю тебя! Ты переполнила меня таким счастьем!

Она вся задрожала у меня в руках, но все же сказала:

– Мне надо вернуться. Теперь ты, наверно, уже видишь город?

– Конечно, – ответил я. – Ты же его видишь?

– Нет, – ответила она.

– Почему? – спросил я.

Она отошла немного, взглянула на меня своими огромными глазами и низко склонилась передо мной, как бы прощаясь. Сделав еще несколько шагов, она снова обернулась и опять поглядела на меня.
И только тогда я увидел, что она тоже слепая…"

Я, к сожалению, отношусь к однолюбам. Свою первую и последнюю любовь встретила 2 года назад, когда уже вышла замуж (к мужу у меня в душе какая-то особая теплота, но чувство совсем другое, нежели то, что я узнала). Вроде бы всё банально: он был моим преподавателем. Что парадоксально: когда я в первый раз увидела его, то только поморщилась, он раздражал меня и едва ли казался привлекательным. Плюс один пунктик: мне 19 (на тот момент), ему 57. Да, это удивительный человек, его лекции - это целый ворох удивительных приключений, его шутки способны мёртвого поднять из могилы, но я воспринимала его скорее даже отрицательно, я человек очень серьёзный, и, соответственно своему юношескому максимализму, считала, что все должны ходить со строгой физиономией, особенно во время работы...
Тот день я запомню навсегда... Я пошла к нему в преподавательскую узнать кое-что по поводу грядущей летней практики, начальником коей он являлся. Он сидел, уже одетый в чёрное пальто (или куртку, не запомнила). Помню только полумрак тесной преподской, фотографии на стенах, сделанные им (он, кроме всего прочего, ещё профессиональный фотограф дикой природы), и в первый раз я почувствовала его запах, его собственный, едва уловимый аромат, смешанный с туалетной водой... Я что-то спросила его, он что-то ответил и невзначай коснулся моей руки...
... Я шла, нет, бежала, к метро, падая на ледяных корках и не замечая боли, пассажиры метро со страхом смотрели на идиоку с перманентной мечтательно-болезненной улыбкой... Дома я с каким-то благоговейным страхом нашла его аккаунт "вконтакте" (к тому времени я боялась его не меньше, чем любила - да, не смейтесь, именно любила, и не надо думать, что это не возможно) и отправила заявку в друзья, нажав на кнопку с зажмуренными в ужасе глазами. А ночью я встала с постели и вывела на бумаги своё первое в жизни восьмистишие - "я хотела бы стать неприметной травою", до этого я вообще не создавала стихи. И потянулись какие-то искрящиеся дни - такие прекрасные, но такие больные, и ночи, когда хотелось выть - максимум, что я могла для себя сделать, это написать очередной стих. Ну и музыкой в плеере хоть как-то разгружала мозг. Это было ожидание чего-то волшебного... Нет, я не сидела, сложа руки. я сближалась с ним,как могла - начала писать под его руководством научную работу, просто беседовать по возможности.. Когда мне приходило от него сообщение, я отплясывала какие-то адские шаманские танцы рядом с компьютером... И в то же время начали проявляться первые тревожные признаки моей болезни. Я вся горела счастьем, но стремительно худела (с 65 я за 2 месяца уменьшилась до 49 кг), а тут ещё в январе разразился скандал с мужем, когда он узнал вю подноготную... Я получила свою порцию тумаков и вернулась к родителям, но я не осознавала, что произошло, я жила на каком-то автопилоте, всё, о чём я думала - это Он. И всё шло хорошо: мы сближались - медленно, но верно, он выделял меня среди других... Он с единственной мною соглашался пройти долгий путь от зоомузея до метро, только я очень плохо помню эти моменты, так как жар внутри застилал сознание. А он... Он всё прекрасно видел... Он понимал, я видела! Но далее... Далее жизнь нанесла мне один за другим три удара под дых... Весной я узнала, что Он не один. Узнала случайно. Я идиотка... Я должна была по всем признакам догадаться... ТАКОЙ мужчина не мог быть одиноким. Я помню тот день, он никак не хотел кончаться. Я не могла подняться с пола своей комнаты, мне казалось, что на меня давит вся вязкая масса неба, это было горе, обыкновенное человеческое горе, которое держит за горло и даже не даёт заплакать. Я решила, что нужно покончить с этим чувством, но оно только усиливалось. Я с трудом оправилась после этого, хотя болезнь моя усилила свои позиции, у меня уже начались первые приступы. И ведь как-то выкарабкалась, продолжила, воперки себе, с ним общаться. Я ждала чего-то невозможного, и эта вера в ожидание помогла мне встать на ноги. Я к тому времени вернулась к мужу, который заявил, что ему плевать, кого люблю я - главное, что он любит меня. Живём мы бедно, а тут эти непонятные симптомы... Мне нужно было обследование, а взять неоткуда... И тогда ОН просто принёс мне деньги, сказал, что он поможет мне... Оказывается, не только в моих мечтах он был необыкновенным... Он, конечно, знал из моих уст краткую историю моей жизни - и о родителях-алкоголиках, и о гадостях, которых я насмотрелась в детстве... Но КТО ещё мог вот так просто помочь человеку, который тебе вроде бы никто???? За эти 2 последних месяца мы сружились сильнее, чем за предыдущие полтора года. Я была счастлива, как никогда. Я могла держать его руку, я могла говорить с ним... А когда я уезжала с геостанции, где пребывала ради сбора материала для диплома, он... Поцеловал меня. Я думала, что умру. Это было самое чудесное, волшебное, прекрасное событие в моей жизни. Я ехала в автобусе и думала: чудеса есть. Мне казалось, что он проявляет ко мне интерес, и умершая было надежда встрепенулась и подняла опущенное было знамя. Обследование дало неутешительные прогнозы, но я чувствовала что справлюсь. Но...
В последний день этого лета я была ещё в деревне, где собиралась с силами и строила планы, мечтала, как увижу ЕГО... Мне позвонила подруга. Сказала, что он уволился... Ему дали работу на Кубе. Он уехал. Его нет... Нет рядом... Это был ад. Просто ад на земле. Меня кидало от стены к стене, слёзы лились не переставая... Не убила я себя только потому, что он помогал мне бороться за моё здоровье и ЖИЗНЬ... В универе я за 2 км обходила преподавательскую , ещё хранившую запах его парфюма... Каждый раз, когда мой разум впускал воспоминание, к горлу подкатывало острие рыданий. Я до сих пор не оправилась. Правда, он пишет мне! Отвечает на мои электронные письма. И я уже почти призналась ему... Он сказал, что вернётся в мае и всё лето будет в городе. И тон его писем стал не таким сдержанным, как раньше... Я живу этим ожиданием, я снова жду какого-то чуда, я пока ещё не сломалась до конца, я верю, что все трудности забудутся как дурной сон... И если б точно знать, к какой цели я иду...
К чему я это пишу? А к тому, что, несмотря на все страдания, пережитые мной, я бы не изменила этот сценарий, даже если бы меня вернули в начало и дали возможность выбора. То, что было и есть - это самое лучшее, что когда-либо жило во мне. Да, я ЛЮБЛЮ. Я не пытаюсь разобраться в природе - гормоны ли, душа ли... Я просто ЛЮБЛЮ. И верю, и надеюсь.