Exegi monumentum aere perennius
regalique situ pyramidum altius,
quod non imber edax, non aquilo impotens
possit diruere aut innumerabilis
annorum series et fuga temporum.
non omnis moriar multaque pars mei
vitabit Libitinam: usque ego postera
crescam laude recens, dum Capitolium
scandet cum tacita virgine pontifex:
dicar, qua violens obstrepit Aufidus
et qua pauper aquae Daunus agrestium
regnavit populorum, ex humili potens
princeps Aeolium carmen ad Italos
deduxisse modos. sume superbiam
quaesitam meritis et mihi Delphica
lauro cinge volens, Melpomene, comam.

Квинт Гораций Флакк

К МЕЛЬПОМЕНЕ

Я воздвиг монумент. Меди прочнее он,
Вечных он пирамид несокрушимее,
И не злой Аквилон, ни беспощадный дождь
Не разрушат теперь даже века его.
Год за годом пройдёт, сменится счёт эпох,
Но не весь я умру, частью пребуду жив,
Помнить будут меня, не забывать, пока
Древний славя обряд, в Капитолийский храм
С чистой девой всходить будет верховный жрец.
Там, где бурно кипит Ауфида пенный ток,
Там, где царствовал Давн в скудной дождём земле,
Всюду буду я чтим, бывший никем стал всем!
Ибо первый сумел на Италийский лад
Эолийскую песнь переложить стихом.
Гордым взором окинь мой, Мельпомена, труд
И чело увенчай лавром Дельфийским мне.

Во времена Горация римские авторы почти не писали собственных стихов – это было не модно – а переводили с греческого эллинистических поэтов. Впрочем, Гораций выделяется из общего модного направления, хотя и у него греческий реалий хоть отбавляй. Мельпомена,в древнегреческой мифологии одна из девяти муз, покровительница трагедии. Изображалась в венке из виноградных листьев, с трагической маской и палицей в руке. В переносном смысле Мельпомена — искусство трагедии, трагедия, иногда — вообще театр. Почему я не включил этот перевод в свой сборник «Album Romanum»? Он был ещё сырым и я не хотел публиковать неоконченную вещь. И слава Богу, потому что Пушкин опубликовал вольный перевод этого стихотворения – знаменитый «Памятник» - и получил от музы трагедии то, что находится в её ведении. Лавровые веточки вокруг имени «Вадим Алексеев» в сборнике пририсовал без моего ведома художник-оформитель Александр Карпушкин, как я подозреваю, по настоянию Тарковского, который тогда ещё был жив. Ну а теперь я уже не боюсь никаких трагедий. Да и труд переводчика я уже свершил. После Борхеса переводить больше некого… Так что ходить мне в лавровом венке!