Плещется, нервно дыша, подуставшее море,
берег едва зализал все сезонные раны,
но горизонт раздвигает всё шире экраны -
новые радости будет показывать вскоре.

Как хороши эти тонкие в небе спектакли!
Радуюсь смелому, слабо-солёному бризу,
а небеса мне подкинут такую репризу,
что оторваться немыслимо сложно, не так ли?

Золотоглазая смотрит задумчиво-строго
и остужает за лето прогретую гальку.
Чайка кричит. Очень жалко плакучую чайку:
до холодов погулять ей осталось немного.

Каждую осень я жду повторения чуда:
море зелёное полнится солнечным блеском,
перетекает в глаза мои с лёгоньким плеском,
чтобы пролиться дождём из небесной посуды.

Золотоглазая - я. Вот теперь будем сёстры,
будем кружить по аллеям живым листопадом,
с синих небес разноцветным осыпемся градом -
танцы печальны, но платья безумны и пёстры.

В буйстве осеннем - предчувствие близкой разлуки
с солнечным жаром и с полными гнёздами пташек,
с лётной учёбой у местных птенцов-первоклашек,
с тёплыми фруктами, мягко летящими в руки.

Вдаль в эту синь, в эту стынь - всё правдивее ветки
голых деревьев, всё круче сырые ступени.
Бросить в волну талисман - полустёртое пенни
и сохранить на ладони лишь лёгкие метки.

Каждую осень я жду своего возвращенья,
как отдыхающий жаждет на море вернуться,
с верой бросает монетки, и не промахнутся
крылья судьбы моей - памяти в вечном вращеньи.

Всё перемелется, станет простым, неприметным,
осень просеется мелким дождём через сито
дней, и печальное будет забыто, забито,
словно окно в нашем временном домике летнем.