Не каждый человек умеет принимать блаженную ванну толпы. Наслаждение толпой - искусство; из рода человеческого лишь те способны упиваться людским мельтешением, кому фея с колыбели внушила тягу к переодеваниям, страсть к мистификации, ненависть к домоседству и жажду путешествий.
Толпы и одиночество: два взаимообратимых понятия для поэта не ленного и плодовитого. Кто не умеет заселить своё одиночество, не сможет сохранить самовитость в многоликой толпе.
Поэт вовсю использует ни с чем не сравнимую привилегию: оставаясь самим собой, пребывать другим. Как блуждающие души, ищущие нового тела, он входит, когда захочет, в любого из встречных. Лишь для него одного нет занятых мест, но даже если иные из них и кажутся инуденепроникновенными, то лишь потому, что поэт просто не пожелал почтить их своим присутствием.
Одинокий и задумчивый прохожий извлекает таинственное опьянение из вселенской толкотни. Кто умеет совокупляться с толпой, тому ведомы бурные радости, которых лишён эгоист, замкнутый как футляр, и ленивец, заключённый в скорлупу моллюска. Поэт примеряет на себя все профессии, все радости, все печали, которые предлагает ему случай.
То, что называемо у людей любовью, несравненно более мелко, узко и слабо в сравнении с этой баснословной оргией, этой святой проституцией души, отдающейся целиком, без остатка - о, поэзия! о, сострадание! - первому встречному, любому из проходимцев.
Хорошо и полезно время от времени давать понять хозяевам жизни, да хотя бы затем, чтобы умалить их дурацкое тщеславие, что есть переживания несравненно более возвышенные, необъятные и утончённые, чем те, которые в цене у самодовольных простаков. Основатели колоний, вожди народов, миссионеры, изгнанные на край света, несомненно, знают толк в этих таинственных удовольствиях; на лоне великой семьи, ими созданной, они, должно быть, посмеиваются над теми, кто жалеет их за неспокойную судьбу и целомудренную жизнь. |
0
