Научиться перевыражать библейские тексты строгим рифмованным стихом — давняя мечта русских поэтов. Пример подал Михаил Ломоносов, перу которого принадлежит силлабо-тоническое переложение 81 псалма. Однако почин его так и не нашёл продолжателей. Известно, что Пушкин хотел переложить слогоударным стихом книгу Иова, но ранняя гибель помешала ему подступиться к этому грандиозному замыслу. После Пушкина ни один из поэтов XIX века не ставил себе подобной задачи. Вместе с тем в ХХ веке сложились предпосылки, обещающие сделать выражение библейской мудрости рифмованным стихом самостоятельным жанром русской поэзии. Имеются в виду успехи в области теории и практики стихотворного перевода, сделанные в этот период. Нет ничего удивительного, что именно переводчик поэзии Герман Плисецкий первый осуществил этот эксперимент. Его стихотворный парафраз книги Соломона «Екклесиаст» не был мне известен. Я его обнаружил и прочёл уже после того, как написал свою поэму под тем же названием. Как же порадовался, найдя собрата по начинанию! Читателю будет интересно сравнить оба парафраза – Плисецкого и мой. Ни в одной другой национальной литературе ничего подобного ещё не наблюдалось!

Процесс перевода стихов стихами сталкивается с теми же проблемами, что и при пересказе библейской прозы рифмованным стихом. Поэты-переводчики научились эти проблемы преодолевать. В поэтическом переводе существуют три основные операции: воссоздание (эквиваленция), перевыражение (субституция) и иновыражение (реконструкция). Эквиваленты передают доминантные образы оригинала максимально полно, субституты — частично, а реконструкты и вовсе являются переводческими "дописками", однако без этих добавлений перевод стихов стихами был бы невозможен. Если распространить данную методику на переложение библейской прозы рифмованным стихом, то мы, по сути, получим новый поэтический жанр. Проще продемонстрировать на конкретном примере, чем теоретизировать, что при этом происходит с отправным текстом. Всякий христианин обязан знать молитву "Отче наш", но так уж устроен ум стихотворца: всё, что в него закладывается как молитва, начинает восприниматься как отправной материал для поэтического творчества. Помимо сознательной воли я в один прекрасный день переложил Господню молитву восьмистишием и сам удивился результату:

Отче наш, сущий на небесах,
Да святится имя Твоё святое,
Да наступит царство Твоё благое
Здесь, на земле, дивное во чудесах!

Хлеб наш насущный дай нам сегодня вновь
И прости нам всякое согрешенье,
И не введи нас, Господи, в искушенье,
Но да пребудет с нами Твоя любовь!

После этого опыта я уже сознательно обращался к библейскому тексту как к объекту стихотворного перевыражения. Существует, однако, ещё один метод переработки прозаического текста в стихотворение — в случае, когда он представляет собой не повествование, а афоризм. Короткое изречение, уложенное в строгий размер, задаёт тему. Цель поэта — развить её. Этот метод тоже имеет давнюю традицию в европейской поэзии. Самым знаменитым стихотворением, написанным на заданную тему, является, пожалуй, "Баллада о поэтическом состязании в Блуа" Франсуа Вийона, известное русскому читателю по переводу Ильи Эренбурга. Поводом к написанию баллады послужил афоризм: "От жажды умираю над фонтаном". Чаще отправное изречение стоит в начале стихотворения, но это не строгое правило. Нередко задающий тему афоризм нуждается в переработке, чтобы уложить его в размер. С этой целью он инверсируется, в нём допустимы синонимические замены, отсечения и добавления. Оба метода — в больше мере второй, чем первый — использованы мною в переложении книги притч Соломоновых и книги Екклесиаста в одноименной поэме.

Идея написания такого произведения складывалась постепенно, по мере создания сначала небольшого цикла стихотворений, затем его разрастания за счёт всё новых и новых добавлений, так что стала вырисовываться композиция, предопределившая группировку строф по сродным темам, а затем и сюжет. Каждая строфа представляет собой сонет, написанный пятистопным ямбом, что позволило соблюсти единство поэтической интонации, но сонеты имеют разную строфическую организацию, что дало возможность избежать монотонности. Использованы все виды сонета, включая изобретённую мною рубаи-структуру. Сонет — сугубо европейская форма организации стихов в строфе, рубаи — восточная. Применив схему рифмовки:

aаbа bbab aаbа bb (ba)

или:

aаbа bbab ccdc dd (dc)

мне удалось вопреки утверждению Киплинга: "Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись", — органично вписать восточную интонацию в европейскую строфу. Число стихов в сонете — 14 — символично: "И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сидения локотники, и два льва стояло у локотников, и ещё двенадцать львов стояли на шести ступенях по обе стороны" (3 Царств: 10, 18-20). Сонет — это словесный трон Соломонов! Написание сонета на заданную тему — скорее интеллектуальная игра, чем свободное творчество. Привлечь к этой игре как можно большее число читателей и поэтов — одна из моих целей.

И последнее. Роман написан мною от начала и до конца… в сумасшедшем доме. Меня туда упрятали за хранение конопли и содержание «наркопритона» (блатхаты). Это официально. А за оскорбление мелиционера-гомосексуалиста, делавшего у меня обыск. Я его сразу выкупил и при свидетелях обличил: «У тебя вокруг рта складки меньетные, мусор!» Такое отношение к стражам порядка сугубо карается. Так я попал в дурдом… Первыми читателями моей книги были психиатры. Хотя мне дали, как я слышал, семь лет отсидки (на суд меня, конечно, не пригласили как невменяемого), но меня выпустили раньше срока и без диагноза, чему способствовала эта написанная в застенке книга.

Вадим Алексеев.

1

Хочешь прожить всё лето в шалаше
Один возле ручья, мудрец строптивый?
Наслушаешься всласть, вещун нельстивый,
Воды плеск и шум ветра в камыше:
Не даст твой Бог терпеть голод душе
Изгнанника, но сгинет нечестивый,
В стяжании неправедном ретивый -
Кто вспомнит о надменном торгаше?
Вот притчи Соломона. Изложи
Их на свой выбор чередом и чётом,
Игрою мудрой всех заворожи
И принят будешь в городе с почётом,
Когда в него вернёшься к холодам.
Екклесиасту вдохновенье дам!

2

На улицах Премудрость возглашает,
На площадях свой голос возвышает,
В главных местах собраний говорит,
Глупцов, невежд и буйных вопрошает:
"Доколе безрассудный не смирит
Гордыни, что над разумом царит?
Ко мне вам обратиться что мешает?
Кого из вас мой дух животворит?
Звала я, только вы не отзывались,
Взывала, но вы там же оставались.
Смотрите, люди, вот я, не таюсь!
Но вы опять безумству предавались.
За то и я над вами посмеюсь
И зла вам пожелать не побоюсь".

3

Становится Премудрость на высотах
И в людных появляется местах:
"Вкусите, люди, мёд в пчелиных сотах,
Сладка для уха речь в моих устах!
Труд человека праведного — к жизни,
Успех же нечестивца — ко греху,
Не к вящей ли богат ты укоризне,
Купец земной, чьё имя на слуху?
Спасает прямодушных непорочность,
Лукавство же коварных губит их,
Испытывает Бог людей на прочность:
Избытком — грешных, бедностью — святых!
В день гнева на богатство нет надежды.
Разбогатеть мечтают лишь невежды!"

4

"Я простирала руку к подаянью
И не отвергла нищую суму.
Не приняли меня вы почему?
Не помогли мне и по настоянью.
За то и я подвергну осмеянью
Погибель вашу, с радостью приму
Извести о ней — не по уму
Вы приняли меня, по одеянью.
Когда беда, как вихрь, на вас придёт
И ужас, словно буря, принесётся,
Меня никто из звавших не найдёт,
Из зря меня искавших — не спасётся.
Премудрость от дверей своих гоня,
Не вы ли обесчестили меня?"

5

"Начало разуменья — страх Господень
И мудрость — у боящихся Его,
Вот только судный близится Его день,
И кто из вас избегнет дня сего?
Глупцов упорство и невежд беспечность
В день посещенья обернётся им
Паденьем в бездну. Длится оно вечность.
Её измерил кто умом своим?
Блажен снискавший мудрость, потому что
Её именье лучше серебра,
И золото отменное неужто
Приносит больше, чем она, добра?
Зачем меня невежды презирают?
Глупцы себе погибель избирают".

6

"За то, что ненавидящие знанье,
Избрав не страх Господень для себя,
Отверглись, обличений не любя,
Премудрости, назначив мне изгнанье,
И я их обреку на препинанье,
О камень искушения губя,
А если упадёт он на тебя,
То праха в прах, глупец, будет вминанье.
И пусть невежд упорство их убьёт
Равно глупцов беспечность их погубит,
Но чашу вина ярости кто пьёт,
Свою тот гибель мукой усугубит,
Спасения себе не заслужив.
Внимающий же мне пребудет жив!"

7

"Послушайте, что я скажу вам, люди,
Раз уж у вас есть в мудрости нужда:
Не лучше ль горка зелени на блюде,
Заколотый чем бык, а с ним — вражда?
Кто ищет мудрость, тот её находит
И любящих меня я возлюблю.
Стезями правды неимущий ходит,
Богатством же я грешников гублю!
Моё лучше учение примите,
Чем серебро, и знанье у меня
Чем золото отборное, возьмите,
Его превыше жемчуга ценя!
Сокровищницы здесь я наполняю
Лишь тем, кому богатство в грех вменяю".

8

"Господь имел меня пути начатком
До всех Своих созданий, искони,
Его ума легла я отпечатком
От сотворенья мира на все дни.
Я родилась до всех начал вселенной,
Когда ещё ни рая на земле,
Живыми существами населенной,
Ни солнца, ни луны в вечерней мгле,
Ни этой звёздной бездны Бог не создал,
А я уже художницей Его
Была, и вот, жуку в удел навоз дал
Творец не без совета моего.
Как этот жук, богач весьма полезен!" -
Губительницы сытых взор бесслезен.

9

Услышьте, не премудрость ли взывает,
Не разум ли возвысил голос свой?
Кому открылось, что Господь скрывает
Источник внутри нас воды живой?
Кто пьёт из него, горе забывает,
Не сетует с поникшей головой,
Пути, дескать, прямого не бывает,
Но есть один возврат на путь кривой.
Кто с плотскою усладой порывает,
Из череды выходит круговой,
Которую царь скорбно воспевает
Под ветра, прах взметающего, вой.
Знать дни свои уже он доживает,
О смерти размышляя невпервой:

10

Екклесиаст сказал, что ничего
Нет нового под солнцем и луною.
Прельщаться глупо мнимой новизною,
И очевидна правота его.
Сошло ль хоть что-то с круга своего?
Нет, но не стала новизны виною
Смена времён, и той же, не иною
Осталась жизнь. Устройство таково,
Что новизны в нём нет, мира сего,
Чьи все круги с возвратной кривизною.
Не удивлён в нём вещью ни одною
Екклесиаст и все до одного
Согласны мудрецы с ним, нет того,
Кто б спорил с его мудростью земною.

11

Таков путь ветра: к югу он идёт
И переходит к северу, кружится,
Доколе путь возвратный не найдёт,
И на круги свои опять ложится.
И если что с кругов своих сойдёт,
Чей новый путь с путём своим смежится,
То на круги свои же попадёт -
Что так и будет, можно положиться.
Уже всё было и нет ничего,
Что бы опять, как встарь, не повторилось.
Душа твоя мятётся оттого,
Что с истиною этой не смирилась,
Искатель новизны, но нет её.
Одна тщета искание твоё.

12

"Что было, то и будет, что творилось,
То делается снова на земле,
И ничего — что бы ни говорилось -
Нет нового под солнцем. В том числе
И то, что есть, всего лишь повторилось.
Уже всё было, — с грустью на челе
Сказал Екклесиаст, — добро смирилось
Со злом, сев плакать в пепле и золе,
А зло на пышном троне воцарилось
И царство его мрачное во мгле
Закатными лучами озарилось.
Во мраке страшно плыть на корабле
Неведомо куда: Тьме покорилось
Всё. Этот мир давно лежит во зле".

13

Не счесть таких вещей, что порождают
На свете суету, но знает кто
Для человека в жизни лучше что?
И вещи человека побеждают.
Порабощают — не освобождают.
И это суету плодит, и то,
И вот, ты раб вещей своих, зато
Они твоей гордыне угождают.
В дни суетные жизни на земле
Кто знает, благо что для человека?
Жизнь наша коротка, словно миг века,
И вот, печаль на старческом челе.
Не счесть таких вещей, что суетою
Чреваты и душевной пустотою.

14

Бывает то, о чём все говорят:
"Смотри, вот это новое", — хоть было
Оно уже в минувшем, да забыло
Об этом человечество. Лишь ряд
Событий повторяющихся зрят
Глаза мои. Наставшее отбыло
В прошедшее и снова не убыло
Под солнцем суеты, чьи повторят
Опять себя все вещи и повтор их
Во времени — закон мира сего,
Вихревращенье вечное которых
На круговых стезях здесь не ново,
Ибо старо как мир, но повторилось
Вновь то, что новизною притворилось.

15

"Всё суета и суета сует, -
Сказал Екклесиаст. — Что пользы людям
Трудиться на земле, коль все там будем,
Куда не проникает солнца свет?
Проходит род, иной приходит род,
Ну а земля вовеки пребывает,
Хотя на ней отныне проживает
Совсем другой, чем прежде был, народ.
Восходит солнце, чтоб зайти опять,
И к месту, где оно восходит, снова
Вернуться, ибо нет пути иного
У солнца, не катящегося вспять,
А суета пребудет суетою.
Как справиться с сердечной маятою?"

16

По силам делай то, живёшь пока,
Обучена чему твоя рука,
Ибо в могиле нет ни размышленья,
Ни знанья, ни заботы: Смерть близка
И от неё не будет избавленья.
Кто знает: после тела оставленья
Возносится ли дух наш в облака,
А дух животных в землю, место тленья?
Итак, иди, с весельем пей вино
И с радостью ешь хлеб твой, коль дано
Тебе благоволение от Бога,
А если нет, то пусть к тебе оно
Скорей придёт, хотя ведёт дорога
Ко гробу в жизни этой всё равно.

17

Трудящемуся польза от того,
Над чем он утруждается, какая?
И это тоже суета мирская,
Кроме неё нет в мире ничего.
Зачем она, спросить бы у кого?
Вопросом этим поглощён пока я,
Дни мчатся, как мгновения мелькая:
Похоже, нет ответа на него.
Итак, мирскую видел я заботу,
Какую человеческим сынам
Дал Бог, чтоб упражняться в ней всем нам
И каждому свою иметь работу,
Но польза человеку от трудов
Какая после прожитых годов?

18

Собрал себе я много серебра
И золота, и ценностей в избытке,
Так что напрасно делались попытки
Счесть, сколько было у меня добра.
На редкостных орудиях игра
Слух услаждала, яства и напитки
Ласкали нёбо: Только видом пытки
Теперь мне обернулась та пора.
Что бы мои ни пожелали очи,
Не возбранял я сердцу ничего,
Лишь бы опять порадовать его,
Пока хотеть совсем не стало мочи,
Тогда взглянул я на свои дела,
И вот, всё суета, а жизнь прошла.

19

Екклесиаст сказал: "Вещи в труде,
Но человек всего не перескажет.
Слова кругам подобны на воде,
Но ухо ль себе в слушанье откажет?"
Ещё сказал Екклесиаст: "Нигде
Нет новизны под солнцем. Кто докажет
Обратное, тот будет не в стыде,
Но пусть он оку новое покажет.
Что было, то и будет на земле,
И делаться, что делалось от века.
Как, род людской, ты умудрён во зле
И прост в добре! Природа человека
Испорчена и каждый новый род
Хуже чем прежний. Не наоборот".

20

Чего б глаза мои ни пожелали,
Себе я не отказывал ни в чём.
Царю цена любая нипочём,
И вещь, мне недоступная, была ли?
Только, увы, поленья отпылали
И в сердце жизнь не бьёт уже ключом,
Нет радости быть мудрым богачом:
Волхвы ли порчу на меня наслали?
И оглянулся я на весь мой труд,
Которым я под солнцем потрудился,
И вот, всё суета! Хоть насладился
Я жизнью, но богатые умрут
В великой скорби — жаль им расставаться
С богатством, только некуда деваться.

21

Когда сгорает жертва в пламенах,
Я с грустью размышляю об отсталых
Не ведающих Бога племенах -
Всевышнему не жаль их, как вод талых:
Сказал о человеческих сынах
Я в сердце своём, чтобы испытал их
Господь в быстролетящих временах:
На склоне лет чем от волов усталых
Отличны мы? Но участь у скотов
И у людей одна: как умирают
Животные, так смертию карают
Лета и человеков — гроб готов.
И всё же те из них, кто знает Бога,
Надеются на жизнь, молясь убого.

22

И сердце моё предал я тому,
Чтоб испытать всё мудростью под небом,
Вещей познаньем, как насущным хлебом,
Я насыщался, пищу дав уму.
Исследовал я жизнь и смерть саму,
Бог дал мне знанье по моим потребам,
Вписать велел я в книгу буквоскребам
Открывшееся сердцу моему.
Занятье это трудное Творец
Сынам дал человеческим, не праздно
Чтоб прозябал на грядке ты гораздно,
Несорванный зелёный огурец!
Влетев, в другое вылетела ухо
Земная мудрость — вот томленье духа!

23

У мудрости над глупостью какое,
Ты спросишь, преимущество? — Тьму свет
Так превосходит — дам тебе ответ,
Чтоб на сей счёт ты пребывал в покое.
Как мог бы я сказать нечто другое?
На истину изрёк бы я навет.
Не глупым будь, но умным — вот совет!
И мудрость обретать — дело благое.
Вот, глупый спотыкается во тьме,
А мудрого глаза не в голове ли?
Но будь ты даже при большом уме,
Конец для всех один, и неужели
Избегнешь смерти ты, а не умрёшь?
Иную участь разве изберёшь?

24

Исследовал я мудростью устройство
Вселенной и испытывал я свойства
Вещей, только и это суета,
Но о земном напрасно беспокойство.
Влекла меня к себе и красота -
В ней отразилась неба высота!
Но лишь острее ощутил изгойство
Людей из рая — и сомкнул уста.
Исследовал людские я поступки.
Вот суета! Нельзя без злу уступки
Жить на земле, в чём сознаюсь и я,
Царь Соломон, и не без глаз потупки.
Не без изъянов жизнь была моя
И не нашёл я смысла бытия.

25

Если меня постигнет участь та же,
Что и глупца, то сделался к чему
Я очень мудрым? Он уйдёт во тьму,
Где жизни больше нет, и я туда же.
Как о глупце никто не вспомнит даже,
Так и о мудром. И зачем ему
Обширный ум? Отдать его кому?
Задаром предлагаю, без продажи.
От золотой нет пользы головы
И мудрого не будут помнить вечно,
А память человечества увечна,
Как каменная статуя, увы.
О, если бы я заново родился
И в том, что заблуждаюсь, убедился!

26

Екклесиаст сказал: "На круговерть
Свою всё то, что стало, возвратится,
А человека ожидает смерть.
Покойника лицо вдруг опростится:
Качнётся под ногой однажды твердь,
И что раб Божий умер, возвестится,
А ты сказать не можешь — в горле сперть -
Ни слова, но пора с собой проститься.
Я в Иерусалиме был царём
И над Израилем — в городе Давида,
Но день наступит, все мы вдруг умрём.
Нет в трупе ни величия, ни вида:
Претит мне на покойника смотреть.
Как это всё же страшно — умереть!"

27

Что было, то и будет, что творилось,
То делается вновь и ничего
Нет нового под солнцем. Вещество
Закону повторенья покорилось -
С возвратом на круги свои смирилось
И человеческое существо:
В прах прах же обратится. Нет того,
Кто жил бы вечно, что б ни говорилось.
Нет памяти о прошлом и о том,
Что есть, в грядущем памяти не будет,
И это человечество забудет,
И то — что толку спорить о пустом?
Так! Память о былом хрупка и бренна.
Забудут и меня, вздохну смиренно.

28

Что хорошо — кто знает? — во все дни
Для человека суетные эти,
Которые проводит он на свете
В трудах, терпя страдания одни?
Но тени преходящей мы сродни,
Настанет время — и отходим в нети,
Кто вспомнит о нас? — Разве только дети.
А если не осталось и родни?
Узнать как человеку, будет что
После него под солнцем? Забывает
Его земля. Иначе не бывает.
Не вспомнит о тебе на ней никто,
Екклесиаст. С печалью подытожи:
Когда умрёшь, тебя забудут тоже.

29

Нет памяти о прошлом и о том,
Что будет, вспоминать, увы, не станет
Никто из тех, кто жить будет потом -
Меж нами пропасть и над ней моста нет.
На месте мы для них уже пустом,
Никто из нас, как есть он, не предстанет
Потомкам нашим, грешником притом,
И для людей быть как бы перестанет.
Но не для Бога. В памяти Его
Добро творивший вечно пребывает,
А множившего зло Бог забывает -
Вот что есть ад, вот жутко отчего
Должно быть в этой жизни человеку,
Ответил бы я будущему веку.

30

Нет памяти о прежнем, но забвенье.
След на песке и ветра дуновенье.
Ему подобна память о былом,
Чей ветер — время. Каждое мгновенье
Как след о добром память и о злом
Стирается: сперва краёв излом,
И слепка, наконец, исчезновенье,
Впечатанного под прямым углом
В зыбучий прах. Нет памяти о прошлом.
Помнит о слепке, пылью запорошлом,
Лишь небо, и в грядущих временах
Нет памяти уже о настоящем,
Из множества мгновений состоящем.
Кто помнит о забытых утром снах?

31

Да и о том, что станет, вспомнит кто?
И это позабудется, и то,
И в памяти у тех, кто после будет,
Надолго не удержится ничто.
И если кто-то спящего разбудит
И он, проснувшись, сон свой не забудет,
То много ли запомнит он? Зато
Недолго в его памяти пребудет
Обрывок сна — вот сколько помним мы.
Обрывок сна, выхваченный из тьмы,
Вот всё, что помним мы о жизни прежней.
Какие-то виденья да шумы.
Ночной сумбур житейской кутерьмы.
Но есть ли что забвения безбрежней?

32

Хоть реки текут в море, но оно
Всё не переполняется водою,
Что стало бы великою бедою,
Однако суша — не морское дно.
Реки происхождение земно:
Рождённая вершиною седою,
Что высится над горною грядою,
Она стремится к морю всё равно.
В места свои, откуда текут реки,
Чтоб течь опять, они вернутся вновь -
Бог отвернётся от того навеки,
В ком иссякает к ближнему любовь.
Быть с Господом — великая награда.
Но ты, о моё сердце, кому радо?

33

Что человек имеет от труда
И от заботы сердца? — Беспокойство
И днём и ночью. У вещей есть свойство
В негодность приходить из-за вреда,
Который причиняет им всегда
Безжалостное время. Неустройство
Влечёт оно, как нищета — изгойство,
Остался кто ни с чем — тому беда!
Нет власти человека и в том благе,
Чтоб есть и пить и душу услаждать
Плодами от трудов, а смерти ждать
Он обречён, как дерево без влаги,
Но всё во власти Бога одного -
Кто может наслаждаться без Него?

34

Познал я, что нет лучше ничего
Для человека, как повеселиться,
Творя добро в дни юности его,
Прежде чем в вечном доме поселиться.
Живи не для себя лишь одного,
Но расточи, коль есть чем поделиться,
Имение твоё ради того,
Чтоб бедный за тебя мог помолиться
Господу Богу. И ещё познал
Я то, что Бог вовеки пребывает
И праведника он не забывает,
А грешника из памяти изгнал.
Бог воззовёт прошедшее из плена
Для жизни — не забвения и тлена.

35

"Всё, что под солнцем делается, можно
Исследовать умом земным неложно,
Но только это — суета сует", -
Сказал Екклесиаст, вздохнув итожно, -
И никакого смысла в жизни нет,
Во тьме напрасно возжигают свет,
А перед смертью на душе тревожно
И всё печальней жизнь на склоне лет".
То, что людьми под солнцем и луною
Творится, суетой назвал земною
Царь Соломон, ещё Екклесиаст
Признал: "Я тоже отягчён виною.
Был в жизни сей и я на зло горазд.
Теперь вот, маюсь совестью больною"

36

Предпринял я великие дела:
Построил себе домы и садами
Их окружил, владел я и стадами,
Мне по трудам земля и воздала.
Не зря со мною мудрость пребыла -
Быв озабочен многими трудами,
Вознаградил себя я их плодами
И слава ко мне громкая пришла.
И оглянулся я на все труды,
Моими совершённые руками,
И вот, напрасно всё, но с облаками
Сравню я их, лишёнными воды.
Нет от них пользы. Под ногами сухо:
И это суета, томленье духа!

37

Живые, они знают, что умрут,
А мёртвые уж ничего не знают.
Именье твоё быстро приберут
И ниву твою скоро дожинают.
Что было под замком, то отопрут
И ногу о порог не препинают,
Но, не трудясь, другой вошёл в твой труд,
А о тебе уже не вспоминают.
Нет чести тебе более вовек.
Твоя любовь, и ненависть, и ревность
Исчезли, больше ты не человек.
У солнца есть бессветность и безгревность -
Оно уже померкло для тебя,
Прейди, не ненавидя, не любя:

38

Лучше ходить в дом плача и скорбеть
О том, кто умер, нежели в дом пира -
И веселиться. Беды сего мира
Учись и ты, душа моя, терпеть.
Доброе имя — масти дорогой
И лучше дня рождения день смерти,
А ликованья возгласы умерьте,
Но сокрушайтесь — вот совет другой.
Скорбь лучше смеха и печаль лица
Смягчает сердце, жёсткое вначале.
На склоне лет умей в лица печали,
Екклесиаст, смиренно ждать конца.
Когда во гроб всё ближе новоселье,
Какое может быть ещё веселье?

39

Чего б глаза мои ни пожелали,
Ни в чём я не отказывал им, но
Пресытился весельем я давно
И радость моя полною была ли?
Вот, к старости желанья отпылали,
А счастья я не видел всё равно,
Искал, но не нашёл я — в чём оно?
Соблазны лишь мне очи застилали.
И оглянулся я на все дела,
Которые своими я руками
Соделал в этой жизни, что прошла,
И вот, я занимался пустяками.
Томлюсь я духом: жизнь моя пуста,
Нет смысла в ней: И это — суета!

40

Не властен человек в своём добре,
Чтоб есть и пить и, душу услаждая,
На брачном расточать себя одре,
И жёнам, и девицам угождая.
Что счастье не в адамовом ребре,
Но в Божией руке, постиг тогда я,
Когда была уже в осеребре
Брада моя, а удаль молодая
Сошла на нет. Но радость Бог даёт
И знание, и мудрость добрым сердцем,
И лучше нищим быть, но боговерцем,
Чем богачом, который устаёт
От своего богатства, как от брюха.
И это суета, томленье духа!

41

Что пользы человеку от трудов,
Которыми трудился он под солнцем?
Уже не рад и золотым червонцам
Богач на склоне прожитых годов.
Ты был, дворцов владелец и садов,
Известнейшим в Израиле многожёнцем,
Став в конце жизни идолопоклонцем,
И вот, дождался Божиих судов.
Все вещи постигаются в труде,
Но человек всего не перескажет:
За мерзость Бог отступника накажет.
Былое, царь, веселье твоё — где?
Кадят в Израиле статуям Астарты:
Для жён уже и немощен, и стар ты.

42

В дни юности твоей повеселись
И сердце твоё радость да вкушает,
Пока ты молод — старость разрешает!
Избытком чувств твоих с ней поделись.
Только путей неправых удались,
На злое дело да не поспешает
Нога твоя и да не совершает
Его рука — греха сам не приблизь!
Ходи путями сердца твоего
И веденью очей твоих, но помни,
Что есть от Бога суд — страшись его!
А о душе своей не высоко мни,
Будто за зло Бог ей не отомстит,
Но грех и преступление простит.

43

Видел рабов я, на конях сидящих,
И видел я князей, пешком ходящих,
Словно рабы. Увидел много я
Вещей под солнцем, суету плодящих.
Устала от неё душа моя.
Опять вздохну, печали не тая,
Жён много у меня сынородящих,
Да не нашёл я смысла бытия.
Из дум жестоких и с ума сводящих,
Из размышлений, разум не щадящих
— Вина, что нету смысла в жизни, чья? -
Оно — из самых душебередящих.
Неисцелимо, сердце, скорбь твоя.
Тоска порою жалит как змея.

44

И я возненавидел весь мой труд,
Которым я под небом потрудился,
Кому б он после смерти пригодился?
Разве его плоды с собой берут,
Чтоб ублажать себя, когда умрут?
Другой трудом твоим распорядился,
Войдя в него, и жизнью насладился,
А память о тебе лета сотрут.
Я обратился к сердцу моему,
Чтобы скорей трудов своих отречься -
И для кого добро должно беречься?
По смерти всё достанется кому?
Но сердце было немо, так и глухо.
И это суета, томленье духа!

45

Казалось бы, живя в земном раю,
Избыточествовал я многократно,
Но отчего же ничему не рад, но
К утехам я презренья не таю?
И я возненавидел жизнь мою,
Ибо она мне сделалась отвратна,
Бессмысленна и днями пустотратна,
Что я теперь со скорбью признаю.
И ублажил я мёртвых и давно
Умерших больше, чем ещё живущих,
Счастливыми, однако, не слывущих,
Хотя они и живы, всё равно.
Но их блаженней тот, кто не рождался -
Он на путях кривых не заблуждался!

46

Во дни благополучия вкушай
Земные блага — вон их сколько много!
А в дни несчастья размышляй — от Бога
Добро и зло. Греха не совершай
И сам себя надежды не лишай,
Творца виня в беде твоей, но строго
Суди свои дела, молясь убого,
И ропотом Его не искушай.
Бог то и это сделал для того,
Чтоб человек сказать нечто худое
Не мог в сердце своём против Него,
Но имя прославлял Его святое.
Зло как добро Бог знает потому,
Что непокорен человек Ему.

47

Себя Бог в человеке повторил,
Но люди любоделаньем прельстились,
Так что познаньем зла обогатились
И норов род людской не усмирил.
Одно лишь я нашёл, что сотворил
Бог человека правым, но пустились
Все в помыслы, ну вот и развратились,
И Бог к страданьям нас приговорил.
И стал человек смертным на земле,
Зная добро и зло и различая,
Что хорошо, что плохо, но во зле,
Однако, преуспел, души не чая
В негодном деле. Кто творит добро
И брата не продаст за серебро?

48

Дни человека — скорби и труды -
Забота с беспокойством. От беды
Кто ограждён? Хотя бы не пропали
Стараний долгожданные плоды.
В чужие руки как бы не попали,
От ветра бы на землю не упали:
Хоть бы достало деревам воды:
Надо сказать, чтоб вновь их окопали.
Кроме заботы сердца своего
Под солнцем что трудящийся имеет?
В поте лица работать он умеет,
А радость убегает от него.
Кто ищущему к счастью путь укажет
И в чём оно, кто человеку скажет?

49

Всему и всем свой срок. Добрый и злой
Равно умрут и не случится чуда,
Чтоб целой ты, скудельная посуда,
Осталась и при крепости былой.
Над тлеющей шипящая золой,
Крепка ты лишь до времени, покуда
Не трескаешься. Это-то и худо.
Уж черепки твои объяты мглой,
Где будут истлевать, доколе с прахом
Их не смешает время навсегда,
И смерти ожидаем мы со страхом.
Коль за добро воздастся, то когда?
Тех разобьют, а эти сами треснут:
Так неужели мёртвые воскреснут?

50

Что пользы человеку от трудов,
Которыми под солнцем он трудился,
Когда он стар, и кто освободился
От бремени им прожитых годов?
Зачем тебе обилие плодов,
Когда ты сыт? Вот если б насладился
Голодный пищей! В срок свой пригодился
Домов владельцу, пастбищ и садов
Отцовский посох: Солнце вновь восходит
И снова к месту, где оно заходит,
Спешит. Жизнь человека коротка
И быстро на земле она проходит.
Не радует именье старика.
Одну печаль в богатстве он находит.

51

Тогда сказал я сердцу: "Испытаю
Дай я тебя весельем, насладись
Сполна добром, пока я не истаю
Свечой, и счастья, сердце, не стыдись!" -
Только теперь зачем я причитаю?
В том, что ты ошибалось, убедись,
Душа моя, тебе бы в птичью стаю,
А в скважину сырую не глядись.
С презреньем я сказал о смехе: "Глупость!"
И о веселье: "Что оно творит?",
Но прежде чем в колодезьную мглу пасть,
"Прощай!" надежда сердцу говорит:
Увы, себя кто в юности обманет,
Тот в старости взор скорбью затуманит.

52

Не может человек постичь всех дел,
Творящихся под солнцем. Есть предел
Познанью и довольствоваться малым -
Вот мудреца единственный удел.
Однако я не радуюсь, что стал им.
Печально Соломоном быть усталым,
Всё мнится мне, что суть я проглядел,
Пока умом искательно внимал им,
Делам земным, под солнцем и луной
Творящимся. Тоска моя со мной
И никуда не делась. В многом знанье
Печали много и тому виной
Природа человека, чьё изгнанье
Из рая за него было ценой.

53

Вот что ещё я доброго нашёл
С приятным: есть и пить, и наслаждаться
Во всех своих трудах, и не нуждаться
В насущном хлебе. Также я пришёл
К мысли о том, что не тугой кошёл
Есть Божий дар. В обратном убеждаться -
Зло то же, для плода что — повреждаться
Червивостью. С ума не я сошёл!
Труды все человека ради рта,
Душа же всё насытится не может.
Богатство ей пресытиться поможет -
Опасная в достатке есть черта,
Переступив которую теряет
Тот разум, кто его мошне вверяет.

54

Всё испытал я мудростью своею,
Сказав: "Я буду мудрым". Не близка,
Однако, ко мне мудрость, далека
И глубока — кто обладает ею?
Увы, не стала вся она моею,
А та, что стала, так невелика,
Что ты, царь Соломон, за простака
Сойдёшь, если похвалишься твоею
Неглупостью. Итак, я изыскал,
Что мудрость есть и разум и подвергнул
Исследованью глупость, но отвергнул,
А не, приняв с любовью, обласкал
Её как неразумный. Кто б хвалился,
Что от греха с блудницей удалился?

55

Чти Господа в дни юности, пока
Беспечнее живёшь ты мотылька,
Доколе не пришли к тебе лишенья
И сладость вдруг не сделалась горька.
Но будут у тебя надежд крушенья
И никакого в горе утешенья,
Доколе не вкусишь, как нелегка
В нужде жизнь, Соломон, за прегрешенья,
Которые тогда ты совершил:
И этим усладиться поспешил,
И тем, хоть причиняет оно вред, но
Излишеств сам себя ты не лишил.
То, что для остальных людей запретно,
Себе ты в прошлой жизни разрешил.

56

"Иметь при страхе Божием немного -
Не лучше ли, — сказал Екклесиаст, -
"Чем при большом сокровище тревога?
Приложишь к сердцу как смоковный пласт?"
Кто сам свои грехи осудит строго,
А этот случай далеко не част,
Тот привлечёт к себе вниманьем Бога
И Бог их искупить возможность даст.
Пойдёт ко дну корабль с пробитым днищем,
Если внутри его тяжёлый груз:
Бог повелел Екклесиасту нищим
Прожить ещё раз жизнь, коль он не трус:
Кончается опять в кадушке брашно:
Без средств к существованию жить страшно.

57

"Что было, то и будет на земле,
Что делалось, то делается снова,
От жизни ждать чего-нибудь иного
Немудро:" — Догорел огонь в золе.
Чело в ладонях, локти на столе,
Екклесиаст уснул. Нет ни съестного
Запаса, ни запаса дровяного:
Как бедняку согреться в зимней мгле?
Но несравнимо нищего страданье
С пресыщенного мукой. Тот поел
И жизни рад, а этот: Надоел
Богатому весь мир. Тоской снеданье.
Царь Соломон богаче был, чем Крез,
И вот, для нищей жизни он воскрес.

58

Всему свой срок, и время, и устав
Под солнцем и луной: время рождаться
И время умирать, время нуждаться
И время всё иметь, имущим став.
Есть время насаждать и вырывать,
Любить и ненавидеть. Время пиру
И время есть посту, войне и миру.
Время смеяться, время горевать.
Есть время вопля, но и тишины.
Как рассказали прежние века мне,
Ещё время разбрасывать есть камни
И время собирать их для стены.
Есть время обнимать и уклоняться
От рук простёртых, но в лице меняться.

59

"Глазами видеть лучше, чем бродить
Душою и сомненье бередить,
Что тоже суета, томленье духа,
Способное лишь муку породить.
К кому ушла моя немолодуха
С двумя детьми? Кто станет — вот стыдуха! -
Оралом борозду ту бороздить?
Неужто допекла так голодуха?"
У Соломона было триста жён.
Блистательным гаремом окружён,
Познал на ложе он все наслажденья,
С которыми зов плоти сопряжён.
Пресытился богач до изможденья:
И вот, жены изменой поражён!