Лишь насекомых жадный рой
Гудел по тёмным буеракам,
Когда, объят кромешным мраком,
В безвестность канул и второй.

И будто бы закрылась дверь
За ними в Вечность. Позову-ка!
...Но мне в ответ уже ни звука
Из этой Вечности теперь.

Пришед окольною стезёй
К родным объятиям рябины,
Грызу я горькие рубины
И запиваю их слезой,

И жду - ветвями без одежд
Так сострадательно объятый,
Что минет осень тридцать пятой
Из всех несбывшихся надежд.

Открыл глаза... О, горек, кисл
Вкус Времени, как вкус рябинный!
Встаёт и бродит тот - глубинный,
Туманом скрытый вещий смысл:

Не повредился ль я в уме,
До сих с "химерами" воюя?
...Вот, вижу, что теперь стою я
Один на выжженном холме.

Рябина высится крестом -
Она мне мать... И дочь... И плаха!
Здесь брошен на весы Аллаха
Я Провидения перстом!

Так все мы на одной из "чаш"
Противовесим смертной "чаше",
И грешные деянья наши
Уравновешивают блажь.

Под рёв "трибун", под шум и гам -
"Рабы", фехтуем со сноровкой,
Хоть страх оплёл тугой верёвкой
Нас по рукам и по ногам.

Мы, изгнаны, подобно тем,
Обманутым коварным Змеем,
В юдоль Земли, едва ли смеем
Надеяться вернуть Эдем,

Но взором, кинутым назад,
Подобострастно ждём прощенья
И вожделеем возвращенья
В оставленный когда-то сад.