Но, за соломку, как за трос, Хватаясь и ушам не веря, С повадкой загнанного зверя Схитрив вопросом на вопрос, Изгой отчаянно вструбил: "Когда лежал в глубокой яме, Я ль не был окружён друзьями, Которых искренне любил? Я ль не был помыслами чист? - Не врал, не крал, не ненавидел!" "...Ах, кто бы знал! Ах, кто бы видел!" - Съязвил, - который был лучист. "Не ты любил своих друзей! Не ты, а я! И, представляешь, Потом ты всех порастеряешь! Как раритеты, сдашь в музей! И осквернится чуткий слух, И взор пылающий остынет, И ты заблудишься в пустыне - И наг, и слеп, и нем, и глух! Ты на зыбучем встал песке. Ещё стоишь, но будто сгинул... И всё ж, тебя я не покинул - Душа созреет ли в тоске?.." Вот так реально говорил Так нереально светлый образ, В невидимую тая область. И, исчезая, повторил: "Я это ты! И не таю! Захлёбываясь горьким ядом, Ты пьёшь тоску... А я всё рядом Стою. Жалею, но стою. Ты здесь - главой склонённый вниз Дух, заточённый в мрачный терем! Ты здесь среди людей - потерян! Безвольно на ветвях повис... Прощай! С собой наедине Ты остаёшься в "круге жажды". Быть может свидимся однажды, Дай Бог, ты вспомнишь обо мне. Дай Бог, раскаешься. Дай Бог, Обременённый тяжкой мукой, Моей наученный наукой - Дотянешь до иных эпох. В воспоминаньях навещай Беседу нашу. Без гордыни Ищи оазиса в пустыне... Но удаляюсь я... Прощай! |