Искрит хандра в ночных чернилах.
За каждой кляксой чьё-то горе.
И дело здесь не в злобных джинах,
Не в дикой лампе: ламп… их – море.
Рассказ мой сдержан, даже слажен
(Смотрящий болен, пьян смотритель) –
Опять про ночь, что прям из скважен
Замочных лезла в дом, в обитель
Грудных детей, людей, отважных,
Гудящим звоном вновь облитых.
Веду я речь укромно, тихо,
Под точки спрятав, как под плиты,
Весь шалый слог угрюм-шутихи –
Слова сверчат протяжно, слитно…
Напустит утро мятных капель,
Петух сбежит, а мне придётся
Расслышать крап строки и сабель,
Подставить руки. Ох, придётся… |