Там капельмейстер на заборе изображает до–ре-ми, там каждый вечер априори из ямы музыка гремит. Там озарённые поэты читают вирши под гобой, и член Верховного Совета шагает в тоге голубой. Там Гегель с Энгельсом вприсядку Танцуют танго "Вешний сад", а утром, делая зарядку, на эсперанто говорят. Там некто с накладной брадою себя за вечность выдаёт, там если вырастут удои, - то получается удод. Там вместо неба – заливное из язычков каких-то птиц, я не был там весьма давно и запамятовал. Вместо лиц у многих нечто вроде стёкол, разбитых часто, от камней, что в них летят. И самотёком там движет время. Всё быстрей летят скрипучие девицы на экзотических ногах. Там половые половицы. Там комфортабль. Там просто ...Ах!
Рокочет слон по пояс в гневе, - не "элефант" – Левиафан, там каждой лошади во чреве таится "ИЛ", а может, "АН". Там Хлебосол и Брэдэндбаттер варганят суп из синих птиц, там самодеятельный автор во ржи над пропастью повис. А в глубине чернильной бездны, в объятьях карстовых пустот самонадеятельный бездарь чегой-то грустное поёт. И католическая дева внимает звукам, вся в слезах, а блок цветных, но крайне левых Всё время голосует "за". Там дремлют белые вороны, и день за днём, из года в год, жена обрюзгшему Харону с утра по драхме выдаёт.
1988 |