Он вышел на балкон со свитой, Блистая грудью, перевитой Атласной лентой с орденами (Запятнанной дурными снами), И сверху, словно чуждый кто-то, Взглянул на доски эшафота. Из прошлого пахнуло сладко: Любовь, опасность, лихорадка, Пионы, ирисы, левкои, Весны волшебные покои. Но он умел справляться с блажью, Повсюду чуя поступь вражью, И возвращаться в повседневность - Вороний грай, туманы, ревность. Никто не подавал прошений - Он не менял своих решений Ни на пиру, ни на погосте, И лют бывал, зайдясь от злости. Он понимал - навет ничтожен, И меч бы не покинул ножен, Но ревность пела: миг позора Страшнее бунта, глада, мора. Сомнение - сорняк на грядке, И в этом положив порядке Меч палача - Оккама бритвой, Пока монах тянул с молитвой, Он дал отмашку офицеру. Давно презрев святую веру, Налег всем телом на перила И видел, мнилось, как парила, В тумане расторяясь быстро Душа казненного министра. Кричали женщины: бедняжка, А думы шли пехотой тяжкой. Как майский день, заката алость, Любовь прошла, а с ней и жалость. Как затянулась проволочка! Пустое тело, оболочка. Не спал уже две ночи кряду, Но кравчий сам напьется яду. Да что министры и бароны - Все ждут падения короны! Вот так и ждут, считая годы: Феода - зять, рабы - свободы, Ростовщики - уплаты долга. Он понимал, что ненадолго Палач останется без дела. Сгущался мрак, толпа редела. Народу нравилась расправа, Но пустовало место справа, И призраком застыла слева, Бледнее смерти, королева.
февраль 2013
|