Нет, значительно позже. "Легион" вышел в свет в девяносто пятом году, а этот стишок я сочинил в девяносто восьмом - к тому времени уже года четыре люциферили. Тогда же состоялось первое публичное чтение сонета в одном из симферопольских кафетериев. Я тут немного расскажу, как все это происходило - авось, что и вспомнится
Это было веселое время, черт возьми! Вопреки всем ужасам дефолта под вечер, пыхнув косячок, наша тусовка выползала на прогулку. Наши высокоученые беседы, в которых звучали стихи и философские сентенции, попеременно цитировались св. Писание, упанишады, Ювенал, Бодлер, Юнг, Витгенштейн, Кастанеда и многое, многое прочее, сопровождались использованием специфического сленга и циничными шуточками, перидически вызывавшими шокирующие прохожих взрывы хохота. По ходу дела начинал давить сушняк, и мы начинали выяснять, куда пойдем сегодня - в "Зюзю" или в "Сказку". Это были два почти идентичных заведения, расположенные одно напротив другого. Войдя в любое из них, прежде всего следовало приблизиться к раздаточному окошку и положить на блюдце какую-то мелочь - после этого в окошке немедленно появлялся стакан и тонкая резиновая трубочка, по которой в стакан подавалось немыслимое пойло приятного розового цвета разной степени интенсивности, почему-то называвшееся портвейном. Это был наш абсент. Первый стакан было принято осушать, как говорится, не отходя от кассы, и тут же требовать повторить, а вот уже со вторым можно было устроиться за столиком и, задымив сигаретой, погрузиться в некий мистический экстаз, который всегда вызывала у меня свойственная подобным жалким пивнушкам атмосфера экзистенциальной обреченности. Публика собиралась соответствующая - сосредоточенные пьяницы, пытающиеся вновь обрести утраченное время, шлюхи самого низкого пошиба в дикой боевой раскраске, невменяемые старухи, отплясывающие рок-н-ролл, непризнанные гении, неудачники всех мастей. Иногда мы читали стихи посетителям "Сказки" или "Зюзю" - они слушали и даже награждали нас хриплыми воплями одобрения. Нет, для нас это действо не являлось глумливым фарсом или циничным экспериментом, оно не имело ничего общего с пошлой игрой в "Орфея, спускающегося в ад". Мы тоже были жителями ада, и читали стихи, написанные в аду - все по-честному.
И вот - пока молодые люди оттягивались, наша страна превратилась в то, во что она превратилась. Потому что игры с бесами плачевно кончаются. Ничего личного.
По поводу страны - отчасти верно, и об этом я сказал в более поздних стихах. Но следует заметить, справедливости ради, что в то время и в той ситуации создание боевого партизанского отряда, политической партии или любой другой организации, способной реально изменить положение дел, было попросту невозможно. Решительно никто не сражался на баррикадах и даже их не строил - граждане уже успели забыть о малой толике от тридцати сребреников, полученной ими в виде ваучера, и были озабочены лишь тем, что еще можно продать. Национальной идеологией стало обыкновенное блядство. Что может сказать поэт в такую эпоху? "Молчи, прошу, не смей меня будить" (Ф. И. Тютчев "Из Микеланджело"). Или "При свете дня в дрянном кафешантане..." А игры с бесами, если понимать это как метафору пристрастия к алкоголю, действительно до добра не доводят. Поэтому прошу не воспринимать мой стишок и отрывок из ненаписанных мемуаров в качестве призыва к безудержному пьянству
Я тебя, конечно, искусил, Олег. Если бы ты соврал: "Да, конечно, задолго до знакомства!", то ты бы восхитил пророческое достоинство. Но ты поступил честно, и бес бежал, поджавши хвост. Ну не могу я не искушать! Это же моя профессия...
0
Ничего личного.
