| Mallory | Дата: Суббота, 19.01.2013, 10:05 | Сообщение # 1 |
Пользователь
Сообщений: 108
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| Фильм "Сердце Ангела" / Angel Heart (1987) - один из моих любимых. Присутствуют: мрачная и завораживающая атмосфера Нового Орлеана (до всех этих катаклизмов), прекрасное джазовое сопровождение, детективная интрига с мистической окраской, юный (еще не переломанный) Микки Рурк в роли ГГ и Роберт де Ниро в самом расцвете сил, в роли...узнаете кого. А также глубокий философский подтекст, понимаемый каждым по своему. Я вот вынесла следующее: бегство от самого себя обречено на провал, но имеет ценность не меньшую, чем путь к себе. А возможно, им и является...
И бонусом - нереально прекрасная, фетишная сцена любви ГГ и его...сами узнаете кого, под потоками крови, стекающими с потолка, что в дальнейшем бесстыдно сплагиатировал Мерилин Мэнсон в своем клипе.
Ну а вот рецензия, показавшаяся мне боль-мень адекватной.
Legends of the Fall
Металлические решетки старомодного лифта захлопываются с оглушительным лязгом. Его выбор уже сделан, и это путешествие уже не имеет вариантов — вниз или вверх. Конечно же- только вниз. Кабина спускается, перед глазами мелькают причудливые тени, образующие переплетения света и тьмы — практически, как в жизни любого из нас, но черного здесь гораздо больше. Снизу веет холодом, и остатки света, куда-то исчезают. Лифт приближается к первому этажу, но он то точно знает — на этом кабина не остановится…..
Несмотря на то, что фильм номинально можно отнести к жанру мистического триллера, в нем гораздо больше от творчества Андрея Тарковского, чем от голливудских образцов вроде «Омена» Ричарда Доннера. Многоуважаемые критики смогли углядеть прямую цитату из «Соляриса» в кадрах со стекающей с потолка кровью, однако сходство между фильмами на этом не заканчивается. Даже осмелюсь предположить, что «Сердце Ангела» — это паркеровский вариант на ту же тему, только выполненный в его традиционном, более мрачном, в сравнении с шедевром Тарковского, стиле.
Взяв за основу роман Уильяма Хьотсберга «Падший ангел», выдержанный в нуаровской стилистике, где образ помятого жизнью частного сыщика, словно сошедшего со страниц романов Рэймонда Чандлера встречался по сюжету с новым Фаустом, Паркер превратил экранизацию в притчу об осознании греха и попытках его искупления. По сути, и «Солярис» Тарковского, так же имеющий по сути весьма мало с книжным оригиналом Станислава Лема, повествовал о человеке, переживающем, вдруг проснувшееся у него чувство вины за грехи собственного прошлого.
Различие лишь в том, что в финале, Тарковский дает своему герою шанс на искупление и ведет его по дороге к Богу, воплощенному в образе Мыслящего Океана. Грехи же героя Паркера настолько тяжелы, что осознание вины переживаются им лишь по- фрейдовски, на подсознательном уровне, выражаясь в визуальных образах самого фильма — в зеркалах, вращающихся лопастях вентиляторов. Герой лишь неосознанно переживает отголоски своего прошлого, мучаясь от странных дежа вю и пугающих его совпадений.
Озарение настигает лишь в последний момент, когда рука мистического Командора уверенно ложится на его плечо, и время, отведенное ему для искупления, давно прошло. Поэтому, вместо спасительного Бога, дарующего Надежду, его ждет лишь потирающая довольно руки, иная высшая инстанция, а вместо Второго Шанса — долгий спуск вниз, который лишь символически завершает его падение.
Паркер сознательно не акцентирует внимание на религиозной символике, которая щедро и без всякой меры была раскидана по литературному первоисточнику — вплоть до того, что все имена героев романа имели весьма банальный мистический подтекст (Гарри Ангел, Луи Сайфр, Эпифания Праудфут (прозрение), адвокат Вайнсэп (сорт яблок, намекающий на заветный Плод Познания)).
Перенеся основное действие из Нью-Йорка в оккультную столицу Америки — Новый Орлеан, в котором тайные культы вуду никого особенно не удивляют, режиссер сознательно убивает на корню всю атмосферу сверхъестественности, склоняя зрителя к более рациональному объяснению происходящего на экране. В конце концов, место, где с неведающими обывателями, уживаются поклонники языческих кровавых ритуалов и высокородные эстеты, занимающиеся сатанизмом — это уже непридуманный, реальный Ад на человеческой Земле.
Более того, избавившись от несколько однобокой трактовки Хьотсберга, режиссер подкидывает своему зрителю обильную пищу для размышлений. Отсутствие в фильме спецэффектов и подчеркнуто нереальных мистических чудес, позволяет предполагать и более рациональную трактовку сюжета. Глядя в зеркало, герой видит в нем лишь отголоски собственного подсознания, играющего с ним в дежа вю. Вся борьба добра со злом ведется там, где ей и положено — внутри головы главного героя, а образ Главного Врага Человечества выступает лишь в роли метафоры безжалостного внутреннего голоса разума, который отстранено и холодно расставляет для героя его скрытые мотивы и приоритеты. Кстати, впоследствии, подобный художественный прием дьявольской совести, Люк Бессон очень удачно использует в собственной трактовке «Жанны Д, Арк».
Один из наиболее показательных визуальных образов фильма — вращающиеся лопасти вентилятора, с показа которых на экране начинает твориться разная чертовщина. Кто-то считает, что он олицетворяет образ человеческого жертвоприношения. На деле, вращение, чередование отражений света и тени может отражать и внутреннюю борьбу, происходящую внутри каждого человека — бешеный ритм, с которым внутри человеческого перемешиваются в единое целое мотивы праведного благородства с низменными позывами. Однако, для героя эти вентиляторы неизменно вращаются в обратную сторону, что и неудивительно — ведь, по сути свой однозначный выбор, он уже давно сделал.
Актеры — отдельная песня. Для Микки Рурка, роль Гарри Ангела и по сей день остается самой глубокой и эмоционально насыщенной в его карьере. У Де Ниро, роль Луи Сайфера входит в пантеон его лучших ролей, наряду с Лапшой и Джимми из «Славных парней»- несмотря на то, что он был задействован всего в четырех сценах, ему почти удалось украсть у главной звезды этот фильм.
Лопасти вентилятора останавливаются. Кабина лифта прибывает на нужный этаж. Герой в последний раз смотрит в зеркало, и зритель на мгновение, видит в нем собственное, искаженное от ужаса лицо. Далее будет долгий спуск вниз, и когда он завершит свое падение, то будет не один — вместе с ним в бездны, додуманные, в зависимости от избытка фантазии спустится и его зритель.
Почему, несмотря на всю эту предопределенность, безысходность и мрачность, человек все же раз за разом берется пересматривать этот тяжелый и во многом, отталкивающий фильм? Увлекательность отстраненного наблюдения за чужим падением? Или, все-таки, убежденность каждого, что глядя в зеркало, он не увидит там своего чудовищного Джонни Фейворита, и не услышит в финале того же лязга дверей, предваряющего долгий прыжок в холодную бесконечность.
Удивительно, но изначально отнимая надежду у своего героя, Паркер щедро дарует ее своему зрителю. И последнее, что каждый услышит после того, как смолкнут финальные аккорды печальной музыки Тревора Джонса — это стук собственного, человеческого сердца.
(с)
|
| |
| |
