Мокрый ботинок стертой ноге не товарищ.
Скажешь: «Привал» - и усталость придет запоздало.
Шило печали в заплечном мешке не утащишь.
Ночь покрывает порошей тропу перевала.

Значит привал. Спичка вспыхнет и тут же погаснет,
ночь крутит звезды, как радиола пластинку,
только немую. Когда-то манящие дали
скрыты за склоном, отсекшим кусок перспективы.

Дым сигареты – награда тебе, победителю,
радость вершины – тебе, безвозвратно ушедшее.
Хлопать в ладоши удел благодарного зрителя,
двигаться только вперед удел сумасшедшего.

Двигаться только вперед без привязки на местности,
двигаться только вперед, и ни карты, ни компаса.
Взгляд равнодушно доложит о смене окрестностей,
тренье подошв ускоряет движение глобуса.

Но не бывает, чтоб линия – и без дискретности,
точка мала, но тебе не покажется мало.
Все же чурается тело петли бесконечности,
и бесконечность пути оборвалась привалом.

Знаешь, тушенка снова коровой не станет,
банку откроешь, и думаешь: «Если бы хлеба…».
Сон не приходит, однако свое наверстает.
Звездный Телец тычет рогом подбрюшие неба.

Барнаул, сентябрь 2009 г.

МЕДИТАЦИЯ ПОД СНЕГОПАДОМ

Снег покрывает складки монашеской рясы.
Снег покрывает свиток с Алмазною сутрой.
Тусклый светильник послушник тростинкою гасит.
На монастырь опускается серое утро.

Снег засыпает крыши домов и мосты,
спины согнувшие, над незамерзшим каналом.
Снег убаюкал все мысли, надежды, мечты.
Вся Поднебесная снегом кружащимся стала.

Что Поднебесная… даже Великий Предел
то поднимается вверх, то спускается снова.
Утренний снег отрешен, отстранен, не у дел,
сам по себе, для себя и уток и основа.

Хаос Начальный снежинкой летит в Пустоте.
Снег воплощение Тьмы, воплощение Света.
Снег наметает сугроб на последней черте
в снежном дворце, там, где высечен Будда из снега.

Стала метелью уже и сама Пустота,
или метель как то вдруг опрокинулась в бездну…
Я поднимаю веки из снега и льда,
колокол бьет, и монахи толпятся в трапезной.

Барнаул, январь 2010 г.

***

Мой путь не короток, не долог. В холодном небе блеск иголок,
и сердце медленно качнется, за выдохом не поспевая.
Трамвай – аквариум: в нем рыбы себе шевелят плавниками,
и рты беззвучно открывают под фонограммы перезвонов.

Звонок трамвая режет воздух. Мороз натягивает кожух
на голый череп, приглушая боль в барабанных перепонках.
Запястье замыкает обруч часов, чьи стрелки давят в полночь.
Нога упрется в твердь ступени, как в крышку гроба лилипута.
Подъездной дверью все же скрипнешь, зайдя на кухню, жадно выпьешь
стакан плохой пайковой водки за неимением цикуты.

Она тебе все чаще снится, и злая вьюга так же злится,
как пару сотен лет обратно, и выстрел в бок не ставит точки
и запятой. Тебе понятно «Sic transit Gloria…» и дальше.
Лицо сохранено на «флэшке» и в каталоге «Безвозвратно».

Не разглядев ее в потемках последних снов, вдруг крикнешь: «Вот как
судьба гребет с сукна все фишки, и мелом пальцы натирает!».
Рука твердь воздуха ласкает, и ты поймешь – она уходит
из памяти, не только жизни, и дверь тихонько закрывает.

Барнаул, сентябрь 2008 г.