Мой учитель Вильгельм Вениаминович Левик, отличавшийся скрупулёзностью именно в тех случаях, где она больше всего нужна, переводил одни и те же вещи Бодлера по два раза, выбирая для публикации в основном корпусе лучшую версию. Как чтущий его добрые начинания ученик я тоже перевёл пару-тройку вещиц этого поэта дважды. La vie antérieure
J’ai longtemps habité sous de vastes portiques
Que les soleils marins teignaient de mille feux,
Et que leurs grands piliers, droits et majestueux,
Rendaient pareils, le soir, aux grottes basaltiques.
Les houles, en roulant les images des cieux,
Mêlaient d’une façon solennelle et mystique
Les tout-puissants accords de leur riche musique
Aux couleurs du couchant reflété par mes yeux.
C’est là que j’ai vécu dans les voluptés calmes,
Au milieu de l’azur, des vagues, des splendeurs
Et des esclaves nus, tout imprégnés d’odeurs,
Qui me rafraîchissaient le front avec des palmes,
Et dont l’unique soin était d’approfondir
Le secret douloureux qui me faisait languir.
ПОДСТРОЧНИК
Я долго жил под просторными портиками,
Которые солнечные блики усеивали тысячами огней,
А их большие колонны, прямые и величественные,
Отдавали подобие базальтовым гротам.
Волны, влача изображения небес,
Смешивали таинственным и мистическим образом
Всевозможные аккорды их роскошной музыки
С цветами заката, отражёнными в моих зрачках (моими зрачками).
Это там я прожил в спокойных наслаждениях
Сре лазури, зыби, зияний,
И голые рабы, умащённые благовониями,
Освежали мой лоб пальмовыми ветвями (ваями),
Чьей единственной целью было углублять
Таинственный секрет, вынуждавший меня изнывать от тоски.
ПРЕДСУЩЕСТВОВАНИЕ
I
Я долго жил в дворцах, исполненных дремоты,
Где бликов золотых слепящие рои
Меж мощных колоннад сверкали в забытьи
И в сумерках цвели базальтовые гроты,
И волны, преломив хрустальные струи,
Торжественно влекли падения и взлёты,
Сплавляя в зыбкой мгле таинственные ноты
С закатом, чьи огни зажгли зрачки мои.
О да, я долго жил роскошно и устало
Среди спокойных грёз и медленных услад,
И голые рабы, ища мой скорбный взгляд,
Мне освежали лоб, качая опахала,
Стараясь с каждым днём всё глубже проникать
В мучительный секрет, мне данный, чтоб страдать.
II
Я долго жил в краю, где портиков колонны
Усыпаны игрой бесчисленных огней,
И на закате дня столпам их нет сродней
Базальтовых пещер, чьи недра пышнолонны.
И волны, небеса которыми полонны,
Тjржественно ложась на берег из камней,
Рождали музыку из шорохов, и с ней
Мой взор сплавлял зарю, огни чьи долгосклонны.
Там, грезя наяву, средь зыби, синевы
Я прожил свою жизнь в спокойных наслажденьях
И голые рабы при ваях для главы
Мне освежали лоб, уставший в изможденьях,
Качая их над ним, чья цель была одна:
Секрет мой углублять, в котором нету дна.
Посмотрите, по подстрочнику видно, что второй вариант сонета правильно изведён из зачина и несомненно является русский предоригиналом французского текста. Но с ним на равных конкурирует выполненный мною ещё в студенческие годы перевод. Это сонет о тайне вавилонской блудницы, начертанной у ней на челе. Если методом сплошного перебора рассмотреть всех великих греков и римлян, то наибольшим доверием у большинства респондентов, конечно, хорошо знающих ту и другую эпоху, будет пользоваться версию о том, что сонет посвящён Александру Македонскому. Упоминается в Коране как Зулькарнайн (Двурогий). Почему я решил искать оригинал этого сонета по зачину? Потому что это уже не первый случай, когда я так открываю для себя и читателя русский сооригинал Бодлера