Чудаков Сергей родился в семье начальника лагеря, в Магадане прожил первые восемь лет жизни. В 1955 окончил московскую школу № 665. Учился на факультете журналистики МГУ, но был исключён с третьего курса за то, что, будучи профоргом группы, провёл собрание, потребовавшее отстранить от чтения лекций самых бездарных преподавателей. Жизнь посвятил стихам, но был равнодушен к их судьбе. Изредка печатался в «Московском комсомольце». На опубликованный им в «Вопросах литературы» совместно с Олегом Михайловым обзор поэзии 1959 года появился разнос в «Правде». Был знатоком живописи и кино, вёл более чем богемный образ жизни. В 1973 Бродский написал эпитафию на ложное известие о его смерти. Умер по-настоящему, точнее, пропал без вести, после того как сдал квартиру, а сам жил на кухне. Стихи сохранились у друзей, порой восстанавливались по памяти. *****
Ипполит, в твоем имени камень и конь
Ты возжег в чреве Федры как жженку огонь
И разбился как пьяный свалившийся в лифт
Персонаж неолита жокей Ипполит
Колесницы пошли на последний заезд.
Зевс не выдаст товарищ Буденный не съест
Только женщина сжала программку в руке
Чуть качнула ногою в прозрачном чулке
Ипполит мы идем на последний виток
Лязг тюремных дверей и сверканье винтовок
Автогонщик срывается кончен вираж.
Все дальнейшее недостоверность мираж
Я люблю тебя мальчик сказала она
Вожделением к мертвому вся сожжена
Мне осталось напиться в ресторане "Бега"
Мне осталась Россия печаль и снега
*****
Самоубийство есть дуэль с собой.
Искал ты женщину с крылатыми ногами,
Она теперь заряжена в нагане,
Ружейным маслом пахнет и стрельбой.
Инфляции листвы как биржевая рьяность.
На улицах дождей асфальтные катки.
Твой демон смерти стал вегетарьянец,
Теряющий салфетки и платки.
Забывчивостью старческой несносен,
И умственно немного нездоров,
Но в бесконечность отправляет осень
Скупые призраки почтовых поездов.
Когда дышать игрою больше нечем,
Давайте выдох на конце строки.
И взрежут ненависть, похожую на печень,
Звенящими ножами мясники.
*****
Муравейник
Этот бред, именуемый миром,
рукотворный делирий и сон,
энтомологом Вилли Шекспиром
на аршин от земли вознесён.
Я люблю театральную складку
ваших масок, хитиновых лиц,
потирание лапки о лапку,
суету перед кладкой яиц.
Шелестящим, неслышимым хором,
в мраке ночи средь белого дня
лабиринтом своих коридоров
волоки, муравейник, меня.
Сложим атомы в микрокристаллы,
передвинем комочки земли –
ты в меня посылаешь сигналы
на усах Сальвадора Дали.
Браконьер и бродяга, не мешкай,
сделай праздник для пленной души:
раскалённой лесной головешкой
сумасшедшую кучу вспаши.
*****
Приходят разные повестки.
Велят начать и прекратить.
Зовут на бал. Хотят повесить.
И просят деньги получить.
И только нет от Вас конверта,
Конверта и открытки в нем.
Пишите, лгите. Ложь бессмертна,
А правда – болевой прием.
Но почтальон опять не хочет
Взойти на пьедестал-порог,
А может быть, ночную почту
Ночной разбойник подстерег.
Какая в том письме манера?
И если холод, если лёд,
То пусть разбойник у курьера
Его и сумку отберёт.
А если в нём любовь и ласка,
То нужно почту торопить –
На лёгкой голубиной лапке
Кольцо с запиской укрепить.
И небо синее до глянца,
И солнце сверху на дома,
И воркование посланца
И воркование письма.
*****
О как мы легко одеваем рванье
и фрак выпрямляющий спину
о как мы легко принимаем вранье
за липу чернуху лепнину
Я двери борделя и двери тюрьмы
ударом ботинка открою
О как различаем предателя мы
и как он нам нужен порою
Остались мы с носом остались вдвоем
как дети к ладошке ладошка
Безвыходность климат в котором живем
и смерть составная матрешка
Билеты в читальню ключи от квартир
монеты и презервативы*
У нас удивительно маленький мир
детали его некрасивы
Заманят заплатят приставят к стене
мочитесь и жалуйтесь Богу...
О брат мой попробуй увидеть во мне
убийцу и труп понемногу
* автор выворачивает карманы