Мы тоже ведь просто не доживаем до вечности,
в соседних театрах, где занавес падает рано,
где можно подольше поспать, потом как-то странно
сказать себе: «все поизлечится».
Так искренность скомкана до однодневности
бабочки или как рыжий шарфик.
И оттого не бывает у ангелов ненависти,
и воздух бывает горячим в заснеженном парке.

Наверное, так вот приходит весна.
Когда будто пологи серым гранитом над городом
многоэтажные холода,
свирели из труб, поезда
безысходности. И только бетонный дом
внутри человека. Когда
черный грохот всего лишь адажио,
в руках не сжимаются руки и даже одна
рука.
Наверное, так и приходит весна.
Но только не здесь, а дальше.

Потом кто-то смотрит из окон, из всех окон сразу,
на бег электричества, будто вселенскую массу
перебирает монеты в руках, а, кажется, что фонари.
И если, собрав целый мир, он падает под этой ношей,
мы тоже с тобою ведь падаем, тоже -
снаружи или внутри.

Наверное, так вот приходит весна.
В пальто оборванца, а может быть в платье зеленом,
как дождь или как осветленный ребенок,
как уши цветного слона.
И руки сжимая в руках тогда,
в беспечности
можно не видеть и все человечество.
Наверное, так и приходит весна
в города,
на смену зимы столетней.

Но, впрочем, мы, чуть недоживая до вечности,
вряд ли узнаем об этом.