I

В мае, когда луна кружевная смелее,
а целуются девственно, будто сестры и братья,
виденья,
где виденья твои, Саломея?
Всех людей горькой опийной нежностью
смог бы поцеловать я.

В мае выпускных и венерических патологий,
на что нам Женственность Вечная -
ах, София…
Саломея, любви земной бы слагать эклоги -
любви, из гроба вытащенной
за сердечко.

Но знаешь, София, мне тоже нравятся
белесые девичьи ноги.

II

В мае, когда котов кастрировать поздно,
а поэтов и поэтесс декадентских выходит, что рано,
целуй меня,
в губы целуй, Саломея, как брата, розгами
в прокаженные розы губ моих
(куда уж Иоканаану).

И я спас бы тебя, Саломея, и любовь-убийцу.
Шепнул бы тебе на ушко как Заратустра.
О жизни?
Нет, о братской любви Маленького Фрица
к тебе, иудейке, чтоб место святое
не было пусто.

Но знаешь, Саломея, мне тоже нравятся
пророков белесые лица.

III

Мне виделись, тоже виделись луны,
в мае, когда из девственности растут цветочки
проказы,
серебряной проказы больные ноктюрны,
и любовь вселенскую терпеть уже
нету мочи.

И ноги твои, Саломея, виделись: ах, весна!
А что здесь весна? Любовь и гниение. Сифилис.
И холокостом
каким истреблять в сердце тебя, белизна
иудейская? А мне виделись ноги,
виделись…

Но знаешь, София, я ведь тоже пугаюсь,
когда луна как вино красна.

IV

Разбежалась кровь как по серебряному блюдцу,
выбежала на улицу, где любовь и гниение,
как лепесточки
покрывала с грудей срывает, а все плюются.
И вздохи воздуха перевариваются
в слюне-геенне.

Кричи, Иоканаан, кричи, глупый.
На что нам другой, что придет и что лучше?
Раз мы – люди
вшами впиваемся в кровь под любовью-лупой,
Саломее под покрывала влезая, туда…
Ах, заткните уши!

Но знаешь, Иоканаан, я ведь тоже хочу,
чтоб меня целовали грубо.

V

Кричала кровь в май, голая в покрывалах,
о смерти как испанские кастаньеты.
А нам, Иоканаан,
в частичках жизни, как в бабочках алых,
она, Саломея, грезилась
неодетой.

И я спас бы тебя, Иоканаан, и Ангела Смерти
от любви девственной, любви-убийцы,
губы ее,
губы принес бы тебе как в конверте
в вере моей в жизнь, в вере
Маленького Фрица.

Но знаешь, мне нравится, жизнь вселенская,
как тебя девичьи пальцы вертят.

VI

В мае, когда луны белее, чем холодильники,
белее белья кружевного и интоксикаций,
любовь
в простынях у сестер прячется как напильники
заключенных, как вши от керосиновых
акций.

Это вам, людям, целоваться голым как в ванной,
сердца откупоривать штопором и лона.
Братья и сестры,
а что нам любовь эта? С Иоканааном
у нас ведь смерти как средств контрацепции
карманы полные.

Но знаешь, смерть, ты мне тоже нравишься
как девушка, созревшая рано.