| scivarin | Дата: Понедельник, 07.11.2016, 09:45 | Сообщение # 1 |
Руководитель проекта
Сообщений: 548
Награды: 9
Статус: Offline
| 
Калигула. Сапожок. Калиги - солдатские сапоги, грубая походная обувь, носимая легионерами. Твои родители - блестящий молодой полководец, дипломат, самый перспективный политик империи Германик и Агриппина, внучка великого Августа, стремились заручиться безоговорочной поддержкой армии, упрочить свою и без того немалую популярность среди солдат, и не брезговали тем, что сейчас называют пиаром - чуть ли не с младенчества тебя предъявляли войску облаченным в воинскую одежду. Сшитые по специальному заказу крохотные калиги вызывали умиление даже у самых суровых и грубых центурионов. Они и стали называть тебя Сапожком, и весь римский народ подхватил это новое имя.
Они были молоды, твои родители, они любили друг друга и смело шли к успеху. Они были настоящими римлянами - это была их армия, это была их империя.
Но политическая борьба - занятие опасное, и тот, кто пользуется народной симпатией, становится приоритетной мишенью для конкурентов. Сначала медленно действующим ядом был отравлен Германик, затем Тиберий сослал и уморил голодом Агриппину и твоих старших братьев. Тиберий не был добрым человеком, он боялся за свою жизнь и за свою власть, и душил вокруг себя всякого, кто мог представлять собой хотя бы потенциальную опасность. Ты был очень опасен.
Однако тебя он не только оставил в живых, но и сделал своим наследником, объясняя это тем, что в твоем лице он выкармливает лютую погибель для всего земного круга. Мстительный старикан был не прочь поквитаться с человечеством за свою слишком долгую жизнь, до краев наполненную мучительным страхом и несбыточными надеждами. Тиберий видел людей насквозь - согласись, его выбор был безошибочным. Как я сказал, старик не был добрым, но и глупым его тоже не назовешь.
Я хорошо понимаю, как ты ненавидел свое детское прозвище, мой прекрасный безумец, мальчик-звезда, лютый император Гай!
В мировой истории есть личности, обаяние которых для меня столь же несомненно, сколь труднообъяснимо.
Я понимаю, что ты был капризным и своенравным чудовищем, вознамерившимся уничтожить человечество ради собственной прихоти, но я не могу не отдавать должного твоему злому остроумию и утонченной доблести падшего божества, осознающего свое абсолютное одиночество в мире людей.
Разве не стало лучшим ответом слушателям Христа, в итоге отправившим гениального бродягу на крестные муки, а затем переделавшим его учение под свои нужды, твое скандальное участие в жертвоприношении Юпитеру, когда ты вместо того, чтобы оглушить молотом быка, обреченного на заклание, убил этим молотом резника, который должен был перерезать горло животному - ибо справедливости ради вместо Агнца следовало предать смерти его палачей, включая самого главного? Впрочем, тебя не поняли и после того, как ты повелел заменить изображения Юпитера своими.
Христиан ты не преследовал, потому что ты не был политиком. Они являлись всего лишь каплей в окружавшем тебя море непонимания. Вокруг хватало обычных римлян, номинальных приверженцев веры предков, на самом деле обожествлявших только деньги и власть. Тебя не понимал никто - ни всадники, ни сенаторы, ни разведенные жены, ни легионеры, ни уличные торговцы. За твой благосклонный взгляд они готовы были отдать что угодно кроме понимания, на которое просто не были способны.
И ты проливал кровь непонятливых, смеясь, поскольку слезы уже закончились. Нет, ты не искал смерти, хотя и не любил жизнь, ты жаждал ответа и надеялся встретить достойного собеседника, однако так и не встретил, как и не смог обнаружить предела человеческой низости ни в объятиях бесчисленных шлюх, ни в угодливой лести гнусных интриганов, ни в бессмысленной риторике философов. Ты вывернул Рим наизнанку, превратил свой дворец в лупанарий, коня собирался сделать консулом, а сам стал воплощенным презрением.
Самим своим видом и повадкой ты всячески стремился оскорбить все представления о человеческом достоинстве, принятые у твоих современников и сограждан, поскольку задолго до Ницше знал, что человек - это то, что следует преодолеть.
Тебе не нужны были советы доктора Фрейда, ты и без них открыл способ справляться с комплексами, объявляя главным и необходимым качеством невозмутимость. Твои скандальные сексуальные подвиги отнюдь не изобличают унылой сосредоточенности маньяка, скорее они заставляют думать о продуманном издевательстве над общественной нравственностью. Как говорит о тебе Светоний, стыдливости ты не щадил ни в себе, ни в других. Идеальная формулировка.
Речь идет о продвинутой практике контролируемого волевого раскрепощения нижних чакр с целью преобразования засоряющих подсознание гротескных комплексов и табу в спокойное знание человека о мире. Такое преображение осуществляется посредством беспощадного карнавального осмеяния норм приличий, кажущихся незыблемыми. Спектакль, который ты демонстрировал коллективному зрителю - это не порно с участием императора, как почему-то принято думать. Это порно, стирающее ложные смыслы. Порно, управляющее миром. Порно прямого действия. Настоящее императорское порно.
Да, ты был очень странным тираном. Отнюдь не читая Маркса, ты не очень-то уважал освященные многовековой традицией принципы угнетения человека человеком и разрешил рабам подавать жалобы на своих хозяев, тем самым совершив дерзновенную и неслыханную попытку подорвать сами устои античного рабовладения. Вот за это тебя и убили.
Похоже, твое сумасшествие имело концептуальный характер. Даже пронзенный кинжалами заговорщиков, ты кричал: "Я еще жив!", и твои последние слова прозвучали насмешкой, хотя по сути были пророчеством.
Нечестивые соотечественники, напуганные окончательной реальностью, брезжившей за твоими действиями и поступками, не провозгласили тебя божественным. После гибели ты обернулся призраком, вселявшим ужас в запоздалых прохожих, замешкавшихся в окрестностях Ламиевых садов, где временно упокоились твои бренные останки, позднее перенесенные в гробницу у озера Неми.
Место твоего погребения вскоре было забыто, зато твоя слава в веках разгоралась все ярче благодаря писательскому мастерству Тацита и Светония, в угоду сенату изобразивших тебя гением зла, и даже не догадывавшихся о том, насколько их ангажированная оценка твоей личности была близка к истине.
Так ты вошел в мировой пантеон великих злодеев и либертенов, и в этом качестве добрался до XX века. В 1944 году Альбер Камю посвятил тебе отличную философскую трагедию, а в 1979 ты стал героем порнографического шедевра Тинто Брасса, по сей день запрещенного к показу в некоторых странах мира. Я уверен, тебе это нравится.
Итак, ты был знаменит, о тебе говорили, и то, что случилось, должно было произойти. В 2011 году потерянную гробницу близ озера Неми обнаружили, и твой сон был потревожен грабителями. Теперь ты вновь на свободе, и порой посещаешь мои болезненные грезы.
Всякий раз мы встречаемся под вечер на просторной парковой террасе, за которой виднеются далекие горы, тающие в лиловой дымке, и пытаемся что-то сказать друг другу. Всякий раз монотонно и пронзительно кричит сплюшка, скрывающаяся где-то в кронах высоких деревьев, расположенных слева и чуть сзади. Мы идем по дорожке, усыпанной толченым мрамором (шаги также отчетливо слышны) по направлению к окаймляющему террасу парапету, украшенному скульптурной группой, изображающей сатиров, следящих за наядами. Сатиры притаились по бокам, их очертания немного скрадывают наползающие сумерки, а безупречные фигуры наяд расположены в центре, прямо перед нами - подсвеченные последними лучами заката, они настолько четко рисуются на фоне вечернего неба, что мнятся живыми, соблазнительными и словно летящими нам навстречу. Мастерство скульптора поистине волшебно, или это...
Усилием воли мне удается стряхнуть наваждение - теперь не время предаваться фантазиям, я здесь для разговора с тобой.
Мы движемся к парапету не бесцельно, мы собираемся полюбоваться открывающейся панорамой. Внизу совершенно точно должна быть вода - река или озеро. Но увидеть ее никогда не удается, видение обрывается прежде, чем мы добираемся до края террасы.
Я увлечен дурацкой идеей добиться у тебя интервью - это будет бомба, думаю я.
Поэтому я намерен тебе подыграть, надев маску радикального нигилиста и мизантропа. После всего, что я увидел и услышал за последние несколько лет, мне совсем не трудно носить эту маску.
Зато нам трудно общаться - ты не знаешь языка северных варваров, я плохо понимаю латынь. На диком ломаном наречии я заявляю тебе о своем желании продолжить твое дело и уничтожить мир, погрязший в отвратительной пошлости, чуждый и враждебный человеку высокой доли, никогда не позволяющий такому человеку преодолеть свою природную ограниченность и стать богом. Я заверяю тебя в том, что ценю свою жизнь не более, чем ценил ее ты, и если еще не успел оскорбить творение всеми пороками, то за этим дело не станет.
"Знай, что твоя мечта исполнилась", - говорю я, - "Теперь у человечества действительно одна шея, и ее не так уж трудно перерубить. Человечество само затянуло на этой шее петлю. Нам остается лишь выбить опору из-под его ног, и наша великая месть осуществится".
Я рассказываю тебе о гигантских баллистах, способных метать огонь через океаны, о чудовищных машинах, способных проходить под водой и лететь по воздуху. Но мы не прикоснемся к этим орудиям разрушения, как не мы привели мир к краю пропасти. Мы только подтолкнем.
Ты внимательно слушаешь меня и, как это ни странно, мне кажется, что ты меня понимаешь. И отвечаешь волчьей высокомерной улыбкой. Я осознаю, сколь неприятное ощущение охватывало твоих собеседников, когда ты был раздражен. Ты действительно выглядишь раздраженным, говоришь быстро и сбивчиво, жестикулируешь, но сохраняешь осанку. Я не разбираю, что ты говоришь. Вообще ты выглядишь так себе. Ты довольно давно уже умер.
Внезапно я улавливаю среди произносимых тобой слов diligere и remissionem. Это немыслимо! Любовь и прощение. Такие слова не могли сорваться с твоих порочно изогнутых уст. Мне кажется, что ты извиняешься. Меня охватывает ужасное сомнение - что если ты просто несчастный выродок, слабоумный идиот, по воле случая совершавший кровавые и бессмысленные действия, которые я принимал за великие жесты?
Но ты поворачиваешься, и глядя мне прямо в глаза произносишь несколько коротких фраз, в которых неоднократно звучат слова vindicta и risus. Месть и смех.
Смех это месть. Или что-то вроде этого.
Слишком просто, думаю я. Наверное, тебя этому напоследок научил Тиберий перед тем, как его по твоему приказу задушил Макрин.
Сплюшка вдруг замолкает. Мы останавливаемся. Становится совсем тихо.
А затем ты начинаешь хохотать. Сначала твой смех звучит резко и неприятно, и мысль об идиоте на какое-то мгновение возвращается. Затем это дело становится заразительным, и я тоже начинаю подхихикивать. И вскоре меня уже не удивляет, что вслед за нами защебетали мраморные наяды, и фавны из темных углов стали издавать какое-то козье блеяние. И вот уже смеются цветы, деревья, камни и сам воздух. Золотисто-серебряные волны смеха разрушают голограмму, и все проваливается в звенящую пустоту беспамятства.
Мы так и не успеваем дойти до края террасы. Внизу должна быть река. Или озеро.
Я пытаюсь осмыслить то, что мне удалось услышать. Не могу сказать, что это легко. Например, для меня осталось загадкой, противопоставлял ты месть и прощение, как это обычно делают, или хотел объединить их в новой парадоксальной формуле. Признаться, мысль об этой гипотетически возможной формуле не дает мне покоя. Никак не удается связать эти вещи.
Но кое-что я все-таки понял.
Проезжая по местным дорогам, прохаживаясь по городским бульварам, я разглядываю огромные плакатные щиты, равно скрывающие величественные пейзажи, волшебные перспективы старинных улиц, меланхолические виды убогих трущоб, и неизменно улыбаюсь. Эти предельные манифестации дурного вкуса и суетливой банальности доставляют мне истинное наслаждение, недоступное снующим вокруг адресатам вездесущей рекламы. Как правило, меня не интересуют предлагаемые товары и услуги, зато внушительные размеры самих щитов и подавляющее воздействие размещенной на них информации на подсознание потенциального клиента приводит меня в состояние исступленного восторга. Сейчас объясню, почему.
Пока что эта информация взывает к нашему потребительскому инстинкту независимо от того, что нам впаривают - объявления о распродаже всего на свете сменяются религиозными призывами, затем следует угарная реклама стрип-клуба, а за ней появляется из неоновой глубины, обворожая потенциальный электорат, загадочный лик императора.
Если бы по дикой и нелепой воле случая императором был я, все щиты остались бы на месте, но перешли бы в собственность государства, под мой личный и безраздельный контроль. Нет, не для того, чтобы размещать на них изображение моей мордочки. Я думаю, что народу необходимы совсем иные зрелища.
На протяжении всего моего недолгого правления, которое почти наверняка закончилось бы глобальной катастрофой, на щитах не появилось бы ни одной физиономии и никакого текста - только однотипные визуальные образы.
Для начала хорошо подойдут фотографии всевозможных ключей в замочных скважинах. Однажды в строгом соответствии с учением Фрейда их как по волшебству сменит безличное анатомическое порно - крупным планом члены, входящие во влагалища.
Думаю, актов спонтанной мастурбации перед щитами и прочих антиобщественных поступков не будет, этого не следует опасаться. Несколько автомобильных аварий, к сожалению, возможны. Беспокоящимся за нравственность детишек, я посоветую тайком ознакомиться с содержимым их смартфонов - они обнаружат там немало интересного.
Нет, я совсем не хочу "пустить неслыханный разврат", как предлагал Верховенский Ставрогину в романе Достоевского "Бесы". С развратом у нас и так полный порядок.
Напротив, я намерен осуществить обратное действие - уничтожить охватившую наше общество избыточную эротоманию и связанную с ней идиотскую застенчивость, разъяв эти наваждения на атомы, как некогда проделал подобное в своих книжках один знаменитый маркиз. Интересно было бы заставить толпу смеяться не только над своими комплексами, но и над породившими их желаниями. Запретный плод сладок, а подобное следует лечить подобным. До отвращения.
Но прежде всего - я не вижу другого способа заставить население Земли задуматься о тайне размножения, о проблеме биохимической энергии живого вещества, которая и является главной причиной всех творящихся в мире пакостей.
Почти сто лет назад, во время гражданской войны, в Симферопольском университете над этой проблемой размышлял академик Вернадский. Сейчас я частенько гуляю по старинному парку, в котором тогда находилась его лаборатория.
Время было эпическое, биографии у людей - авантюрные. На Перекопе и Чонгаре бесстрашно и виртуозно держал оборону против превосходящих сил буденновцев и махновцев легендарный генерал Слащев, периодически взбадривавший утомленный мозг лошадиными дозами кокаина. Однажды он потребовал доставить к себе на фронт легендарного артиста Вертинского, и Вертинский пел для него свою потрясающую "Я не знаю, кому и зачем это нужно":
И никто не додумался просто встать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги - это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне.
А в Крымских горах дерзко орудовал со своими отрядами "красно-зеленых" не менее легендарный партизан Макаров, ранее побывавший адъютантом видного участника "белого" движения генерала Май-Маевского.
Но академик Вернадский смотрел на войну несколько иначе, чем большинство его соотечественников, увлеченно расстреливавших, вешавших и топивших друг друга вокруг. Обращаясь к правительству - "белому", "красному", все равно какому - ученый требовал доставить ему для опытов один килограмм живых вшей. Впрочем, тщетно.
"Никчемные болваны!", - возмущался, вероятно, исследователь, - "Сейчас повсюду война, голод, тиф, лазареты. Полно вшивых! А потрудиться для науки и собрать килограмм насекомых никто не хочет". Впрочем, от равнодушных к научным интересам политиков, офицеров, комиссаров, атаманов, бандитов, спекулянтов и просто обывателей профессор ничего иного и не ждал, он давно уже смотрел на них исключительно как на живое вещество.
И то, что эта форма существования живого вещества отказалась выдать ему килограмм несколько иной формы существования живого вещества, никак не могло повлиять на его выводы.
Академик был нашим человеком.
Он собирался сжечь этот копошащийся килограмм в лаборатории, а затем взвесить оставшийся пепел.
Но кто взвесит пепел человечества, уносимый ветром грядущей войны?
Все очень просто - наша планета перенаселена, и закон сохранения энергии обмануть не удастся. Других планет, пригодных для жизни человека, в пределах Солнечной системы нет.
Я вижу только два выхода из сложившейся ситуации - войны на истребление и сознательный отказ от создания семьи, влекущий за собой резкое ограничение деторождения и разумный, лишенный всякого фанатизма подход к проблеме сексуальной релаксации. Я нисколько не сомневаюсь в том, что человечество, обманутое инстинктом, националистическими предрассудками и религиозными догмами, создавашимися в принципиально иных исторических и социальных условиях, выберет первый путь.
Этот выбор станет поистине трагическим для всей биосферы. Разрушительная мощь нашего оружия общеизвестна. Уничтожать друг друга мы умеем гораздо лучше, чем, например, лечить. Поэтому финал нашей истории не просто предсказуем - он очевиден.
Сейчас мы видим предпоследний акт трагедии, дальше нас ждет продолжение радикализации политического противостояния и становление фашистских режимов в великих державах, обладающих ядерным потенциалом. Режимов, способных развязать большую войну.
В настоящее время мы можем наблюдать, как в России и США зондируется почва для создания подобных политических конструкций. Никакой конспирологии - достаточно открыть глаза. Никакого заговора - это объективные процессы. Когда такой режим будет сформирован хотя бы в одной из этих стран, точка невозврата будет пройдена. Логика дальнейших событий элементарна.
Существует ли шанс нарушить ход этой стремительно развивающейся математической последовательности? Да, пока еще существует, но великий американский писатель Уильям Берроуз более двадцати лет назад в своей последней книге абсолютно точно назвал этот шанс призрачным. Теперь в атмосфере нарастающего коллективного безумия он стал практически неуловимым.
Этот шанс заключается в преодолении примитивных инстинктов, традиций, суеверий, национальной и конфессиональной ограниченности, в создании принципиально нового общества, основанного на принципах человеческой солидарности. Общества, путеводной звездой которого является светлый разум. Общества, способного инвестировать энергию в проекты, не приносящие немедленной выгоды, но необходимые для преодоления препятствий, воздвигнутых на нашем пути природой.
Для того, чтобы понять, что этот шанс никогда не будет использован, достаточно выйти на улицу и посмотреть в первые встречные глаза живого вещества.
Уже привычные и поднадоевшие гениталии, красующиеся на всех рекламных щитах империи, внезапно сменяет последний крупный план - на картинке палец, зависший над клавишей Delete.
Три предупредительных выстрела в воздух сделаны, теперь стреляем на поражение.
Ты меня еще слушаешь, Гай?
"Оставь мертвым погребать своих мертвецов", - так сказал один из твоих современников. Он тоже был из наших. Наглеца распяли, провозгласили богом и продолжили убивать таких, как он, прикрываясь его именем.
Живое вещество легко превращается в мертвое вещество, и только дух гуляет, где хочет.
В обычном понимании нас больше нет, однако наш смех будет звучать над мрачным пепелищем мира после его гибели. Это будет настоящий смех, искренний и заливистый - такой, как бывал после хорошего зелья, приготовленного твоим лекарем-индийцем. Индиец знал, что проявленный мир иллюзорен и умел сделать эту иллюзию приятной.
Да и правда, заслуживает ли печали погибшая жизнь? Злобные ублюдки, каждый из которых считал себя обладателем абсолютной истины и стремился дубиной впечатать эту истину в голову ближнего, уничтожили себя и среду своего обитания. Зато они были настоящими патриотами и высоконравственными людьми: хотя обманывали и душили друг друга на каждом шагу, но верили в некоего бога, ненавидели всяких иностранцев, извращенцев и бездельников, занимающихся искусством, регулярно укрепляли здоровье одобренными свыше водкой с пивасиком, а главное - никогда не употребляли наркотиков.
Возможно, мы даже почтим их эпитафией. На всякий случай я уже набросал текст.
"Покойтесь в собственном дерьме, почтенные фашисты, вы успешно уничтожили всех несогласных, но сами оказались тупиковой ветвью эволюции. И пусть придуманный вами для удержания в страхе подчиненных всемогущий мерзавец, которому вы поклонялись и которому вы принесли в жертву прекрасные мечты лучшей части человечества, вечно корчится в волнах нашего издевательского смеха. Смех - это месть, а месть - это восстановление справедливости".
Пожалуй, это все. Нет, еще один важный для меня момент. Прежде, чем окончательная справедливость осуществится, явись мне еще один раз, Гай, и объясни, при чем тут любовь и прощение. Пожалуйста. Я просто хочу это знать.
Сообщение отредактировал scivarin - Понедельник, 07.11.2016, 09:55 |
| |
| |
| кардинал | Дата: Среда, 21.12.2016, 19:43 | Сообщение # 5 |
Автор
Сообщений: 32
Награды: 0
Замечания: 0%
Статус: Offline
| ПРАВАЯ НИША. ЧЕЛОВЕК-ТЫКВА
История Человека-Тыквы полна скорбей и печалей. Она начинается в 1222 году, когда Клуб Уничтожения Розы преподнес Королеве Инь Янь Женщину-Бобовый Стручок. Королева Инь Янь, любительница изысканных и жестоких шуток, развлекла своих придворных, выдав Женщину-Бобовый Стручок за Человека-Манго. Свадебным подарком королевы стали красные башмачки, намекающие на унизительную подоплеку этой свадьбы. Только голубые шелковые простыни и подушки, набитые пухом колибри, знают, сколько слез пролила Женщина-Бобовый Стручок, тайно влюбленная в юного принца Тимир-Язя. В 1224 году Женщина-Бобовый Стручок родила Человеку-Манго наследника и скончалась при родах. Этим наследником оказался Человек-Тыква. Пока Человек-Тыква был маленьким, он казался миловидным, и инфантесса Ми Чур Ин даже взяла его пажом в свою свиту, но со временем тяжелая наследственность Человека-Манго стала сказываться: голова юного страдальца округлялась, принимая оранжевый оттенок, рот его расширялся, глаза беле- ли, все более и более напоминая тыквенные семечки. Именно тогда Человек-Тыква и приобрел свою немилосердную кличку благодаря язвительному языку другого придворного пажа - Кима-Кружащий Лепесток. Пажи все чаще грубо подшучивали над ним, а взгляд принцессы, останавливаясь на его круглой безволосой голове, все чаще выражал отвращение, не скрываемое даже ее оригинальной тактичностью, которую она часто проявляла к слугам. В конце концов, в 1237 году Человек- Тыква попал в придворную когорту шутов. В 1238 году, участвуя в шутовском параде Ночной Тьмы и Тишины, Человек-Тыква так поразил воображение японского принца Дзюго Куроива танцем в окружении горящих квезалей и пылающих голубым огнем венценосных голубей, что принц преподнес в дар королеве все свои розовые нефриты и пурпурные опалы, взамен увозя на Каймановы острова лишь Человека-Тыкву. Фарфоровая джонка принца не спеша летела над изумрудными волнами, а Человек - Тыква, сидя у ног принца вторил ему безупречными параллельными строками.
- Если солнце взойдет, кажется, Стезя в облаках исчезает... - шептал принц.
- О, продлись еще хоть на миг, Неземных плясуний искусство! - подхватывал Человек-Тыква. Принц Дзюго Куроива очень привязался к Человеку-Тыкве, гуляя с ним по неизученным до того тропинкам Сада Пыток. Человек-Тыква декламировал стихи, срывая и кидая под ноги принцу самые красивые цветы. Именно тогда наиболее изысканные и утонченные пытки и шахматные партии приходили в голову Принцу Утренней Росы, как высокопарно именовал его Человек-Тыква. Увы! Быстротечны мгновения утренней росы, немилосердно убивает ее полуденное солнце. Во время дворцового переворота 1245-го года Дзюго Куроива был убит. Случилось так, что отрубленная голова принца скатилась в сад, прямо к ногам Человека-Тыквы, а затем перелетела в пруд, где резвились любимые принцем ригодоны. Охваченный отвращением ко всему человеческому роду, Человек-Тыква удалился в сад и выпил эликсир, подаренный ему когда-то нубийской принцессой Мен Дел Ева. С той минуты Человек-Тыква погрузился в глубокий летаргический сон. Проходили века, а он все спал, и знаменитый ученый Чикаго Булз, перевезший его на Британские острова, не смог нарушить плавного течения его сновидений. Среди лондонских сторожей зародилась легенда, что Человек-Тыква проснется в день Страшного Суда. Однако, не будем принимать во внимание невежественные домыслы, а прислушаемся лучше к строкам Насэки Соцумэ, современного японского поэта, далекого потомка принца Дзюго Куроива:
Долог фазана хвост,
Долог осенний дождь,
Нам кажется долгой любовь,
Но все же шепнул мне мак,
Что сон длиннее всего,
А я-то думал, что смерть.
|
| |
| |
