Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..
К. К. Случевский
Сайт высокой поэзии
Регистрация | Вход Намбер One, или Путь Козла - Форум поэтов  
  • Главная
  • Авторы
  • Блог
  • Форум
  • Видео
  • Аудио
  • Фото и арт
  • О сайте
  • Ссылки
  • [ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS]
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Форум поэтов » Литературный раздел » Эссе и прозаические миниатюры » Намбер One, или Путь Козла (анонс романа)
    Намбер One, или Путь Козла
    БарамундаДата: Понедельник, 01.10.2012, 15:28 | Сообщение # 1
    Пользователь
    Сообщений: 30
    Награды: 6
    Замечания: 0%
    Статус: Offline
    ПРОЛОГ

    «Плятть!» - стало первым словом, что довелось мне услышать.
    Это произошло в тот самый, роковой миг, когда я, едва-едва протиснувшись сквозь тесные родовые каналы, с треском вывалился из материнской утробы на холодный мозаичный пол и стукнулся нежной ещё своею, младенческой головкой об угол печки.
    - Плятть! - сказала мама и тихо прикрыла уставшие от многочасового напряжения глаза.
    - Плятть! - умилённо прошелестела бабушка. - Агу-агу!
    - Плятть! - страшным голосом зашипел из-за печи дед, попытавшись, было, пристроить на место кусок изразцовой плитки.
    - А! - ответил я им. - А-а-а-а-а-а-а-а!
    ***
    Это было в самом начале. И мир вокруг меня был беспрецедентно плоским, влажным и даже, как до сих пор водится ещё кое-где в старом Задвиньи, немножечко затхлым.
    Мир был всё ещё относительно мягок и держался на спинах трёх могучих слонов, словно для смеху обряженных кем-то обладающим превосходным чувством юмора, в потрёпанные демисезонные пальто и мягкие домашние тапочки. Слоны усердно топтали ножищами спины трёх здоровенных китов, киты же в свою очередь отчего-то нервничали, тихо поскрипывали меж собою корсетным усом и изредка испускали из лощёных ноздрей своих густые пыльные струи.
    Такое, условно-латентное состояние новой Ойкумены продолжалось совсем недолго. Зёрнышко, энергично суча ножками и пихаясь в из стороны в сторону острыми локоточками, сумело окончательно отделиться от сырых плевел, туго обволакивавших его, алая кровь вдруг напрочь открестилась от вселенской грязи, а пуповина - от впалого брюшка. Иконы прослезились неожиданному и странному пришествию, с пугливым интересом взирая на происходящее с белёных известью стен, и уже только затем моя реальность стала постепенно наполняться - вкусом, цветом, формой.
    Вкус был не просто хорош, но, можно сказать, даже дивен, и имел он за собою одну удивительнейшую способность: всенепременно и скоро усыплять меня крепчайшим сном:
    - Пей, козличек, пей! Тю-тю-тю, агушеньки! Да что ж ты, блин, кусаешься, ёкарная казарага?! Спи уже, горе моё… луковое… - и я, упокоённый, засыпал…
    Цвет поначалу воспринимался мною примерно так:
    - чёрное;
    - белое;
    - розовое.
    Розовое - нечто налитое и брызжущее.
    Белое - тёплое, сладкое.
    Чёрное - ночь.
    Форма. Форма была не только идеально округла собою, тяжела, но ещё и удивительно шелковиста на ощупь. Форма, приближаясь, несла мне ощущение уюта, сытости и умиротворяющего покоя. Как понимаю я теперь, много лет спустя после своего рождения, именно они - цвет, вкус и в особенности форма - в первую очередь определили весь мой дальнейший жизненный путь - особенный путь мальчика-мужчины, до самозабвения влюблённого в прекрасное.
    ***
    Оленька распускалась на редкость милой и пригоженькой девочкой - нежным бутончиком, аленьким цветочком на фоне всех остальных детсадовских репок-замухрышек. Выглядела она из себя, в правду сказать, пока что довольно-таки бесформенной и кое-где даже угловатенькой... местами. Немудрено, ведь ей и было-то всего четыре с половиной, а мне - уже целых пять. Помню, в то время я просто с ума сходил по этой маленькой богине. И Генка, мой приятель - тоже.
    Мы с Генчиком ухлёстывали за красавицей, как только умели - то с садистическим наслаждением таскали её вверх-вниз по лестнице дошкольного учреждения, тягая страдалицу за тонкий «крысиный» хвостик, то творили ей подлые подножки во дворе, при каждом удобном случае роняя юную «афродиту» личиком в песок. Ну и, конечно же, ясен перец, периодически отнимали у безвинной жертвы этих наших, сугубо платонических экспериментов послеобеденный компот, а потом, ведомые чувством глубокого раскаяния, как бы в компенсацию, по-очереди целовали её уродскую куклу.
    Периодически я поколачивал Генку в тёмном углу за шкафчиками - уже тогда, подсознательно понимая, что такое «третий лишний», я на дух не переносил конкуренции.
    Из нас двоих мне повезло больше - нежный вкус малышки Оли мне довелось познать намного раньше, чем ненавистному другу.
    Как-то раз, после завтрака, Оленька заманила меня под воспитательский стол и обманом заставила целовать себя в губки. Взамен она посулила мне маленький Золотой Самолётик, вылитый из настоящего детского золота, жарко клялась, что никому никогда ничего не расскажет, и ласково глядела на меня в упор наивными такими, непорочно-голубыми глазёнками.
    Ах! Как плохо ж я тогда ещё знал женщин! Всего-то через пару минут о постыдном любовном акте знала вся прекрасная половина группы, а ещё минут через пять, после тайного совещания дамского детсадовского актива, обо всём были оповещены и мальчишки. «Тили-тили-тесто» - как вполне предсказуемый, но от этого не менее печальный результат - явилось немедленным, жестоким и окончательным приговором этих маленьких, глупеньких и слабо искушённых ещё в тонких вопросах любви завистников.
    Генка же, гад, изгалялся над нами дольше всех...
    А на следующий день, с утра пораньше, Олина мама - весьма уважаемая синелицой публикой «наливайка» из крошечной пивной с рабочего захолустья, нещадно драла меня за уши, потрясая надо мною необъятными своими, страшенными сиськами, и громко причитала при этом:
    - Плятть, зараза этакая! Подойдёшь ещё хоть раз к моей девочке!
    Слава Богу, услыхав вопли не на шутку разъярившейся мамаши, из дальней подсобки молнией вылетела наша отважная нянечка - тётя Зоя, и, рискуя жизнью, вырвала меня из цепких лап злобной мучительницы, а, возможно, даже и потенциальной моей тёщи.
    До самого последнего дня - праздника выпуска, на радость моей подружке, но на дичайший позор мне, злобные, глупые дети называли нас не иначе, как «жених и невеста», повсюду указывали на меня пальцами и грубо насмехались.
    К чести моей, я не отступился от милой своей соблазнительницы и продолжал любить её всё так же неистово, порою, правда, с ужасом ловя себя на том, что со странным интересом поглядываю и на других симпатичных девочек. Но, поскольку репутация моя, как непогрешимого кавалера, была изрядно подмочена тем стародавним постыдным инцидентом, то какого-то особого успеха у прочих детсадовских дам я так и не снискал и с тех самых пор вынужден был довольствоваться сугубо моногамными отношениями с моей юной пассией. Под стол меня больше так никогда и не приглашали…
    У Генки же от предательства на следующий день выскочил огромный сочный чирей на заднице, и их обоих (Иудин прыщ и Генкин окорок) резали под местным наркозом в детской больничке, а вот пообещанный мне «мон петит фам» мифический Самолётик я тщетно жду и по сей день.
    Настоящего цвета Оленьки я не помню…
    ***
    Наташку я повстречал, когда уже стал постарше и учился, наверное, в четвёртом классе...
    Задолго до того знаменательного для меня события я взял у судьбины длительный тайм-аут. Всё то счастливейшее время я занимался исключительно (и только!) важными мужскими делами - рыбалкой с дружками на Югльском «аппендиците», игрой в «чику» свинцовыми плинтаками под каштанами и воровством распрекрасных оленей с капотов по-буржуйски вальяжных «Волг».
    В ту пору у меня уже лет пять как был свой собственный папа-моряк с самым настоящим синим мариманским сердцем - сердцем, вытатуированном в далёком порту над правым его запястьем, а помимо того: шестилетняя сестрёнка - дура-плакса Оленька (назвать её именно этим, святым для меня именем, помню, настоял лично я!), и... конечно же, праздник раз в полгода, когда батя в неизменном подпитии с помпой приходил «с морей».
    Да-да, как минимум, два раза в год я ощущал себя самым настоящим, совсем не киношным олигархом!
    Когда, до отказа набив душистым бубльгамом рот и сжимая в руке драгоценную банку вражеской колы, я вальяжно выруливал на школьный двор, меня тут же окружала восхищённая свита крутых парней, готовых убить за кумира любого подвернувшегося им под руки оппозиционера, а также - толпа писающих под себя кипятком роскошных девиц из начальных классов.
    В течение короткой, но весьма триумфальной недели вся эта пёстрая и шумная камарилья повсюду сопровождала меня, своего надменного калифа, опекала, льстила (снедаемая изнутри розовыми надеждами, в сладостном ожидании непременной монаршей милости):
    - Какой же ты душечка, Арчи!
    - Дай пожевать, а?
    - А правда, что кока-кола в носу пузырится?
    - Плятть! - подчёркнуто высокомерно, через оттпыреную губу, обычно отвечал я и, с видимой неохотой вытаскивая из-за щеки тягучую полупрожёванную массу, отщипывал по крошечному кусочку каждому из страждающих - Жуй, мля, дир-р-рёвня!
    Наташке всегда доставался больший кус...
    Она любила меня.
    Я знаю точно!
    Женщины любят успешных.
    Так устроена жизнь.
    ***
    Любовь наша пахла строберри и пепперминтом, источая вдоль школьных коридоров ароматы весенней колы и далёких стран, но… нечаянное счастье моё унеслось вдруг в никуда... внезапно, безвременно... развеялось, как сахарная пудра с шестикопеечной коврижки.
    Это случилось аккурат в начале того очередного учебного года, когда наш новый соученик, приехавший с родителями в Ригу откуда-то издалека, кажется, из другого столичного города, (то ли Коля, то ли Алекс звали его - точнее не припомню) сперва осмелился лишь покуситься, а затем и вовсе низверг мою, могучую некогда love monopoly.
    Видите ли, папаша того зловредного пацана, как вскоре выяснилось, был дипломатом очень даже не хилого ранга и верно служил отечеству каким-то там непонятным представителем при ООН - одним этим всё сказано!
    Короче, моя великолепная Лэ Наталь (так называл я её, подчёркнуто щеголяя псевдофранцузским акцентом и имитируя тем самым на публике условную благородность и якобы светскость своего воспитания) практически всего-то в два-три подхода была куплена мелким интриганом «Колексом». Да ещё и как гадко - всего-то за несчастную пригоршню подушечек «Дональдс», жалкую банку консервированных ананасов и солнечные очки из розовой пластмассы! И я ничего, совсем ничего не смог с этим поделать.
    Бизнес - жестокая штука, love business - вдвойне!
    ***
    Позднее - уже в десятом, выпускном, классе - у меня случилась Инесса. С ней я заново смог познать давно уже позабытые мною прелести форм. Я хорошо помню, как впервые жадно целовал её маленькую грудь в парке после школьной дискотеки, а потом охально щупал жутко вспотевшими ладошками упругие девичьи ягодицы. Большего моя дама в то время не дозволяла, сначала тонко ссылаясь, а потом даже чётко намекая на то, что для начала мужчина должен «всего этого» добиться.
    Я и добивался... как умел: быстрёхонько научился «катать» на подоконнике школьного туалета храп, московского петушка и секу (надо признаться - довольно успешно), кроме того - днём приворовывал всякое левое дряньё в магазинах и ночами напролёт строчил на заказ «фирменную брезентуху» из натыренных моими юными клиентами ветхих автомобильных чехлов. Но всего этого Инессе постоянно казалось мало... Правда, и я отнюдь не сдавался.
    Любовь моя к подающей весьма интересные надежды однокласснице была, в общем-то, настолько велика и перманентна, что в один прекрасный день я оккупировал боковое место в дешёвой плацкарте и рванул на паровозе в столицу, где после пары дней активных изысканий и почти трёхчасового «юноша, а вы здесь не стояли!» сумел отхватить для возлюбленной синенький флакон почти настоящих духов (польских, но немного по типу французских) «Пани Валевска».
    За проявленную в том самоуверенном и диком прорыве отвагу я был отмечен родиной сверх меры: тут же получив в нагрузку из пухленьких рук нервического типа продавщицы две банки отменнейшей тихоокеанской сайры в подсолнечном масле, увесистую пачку макарон «Ржаные», объятые насквозь провощенной бумажной упаковкой и даже… чудный околокофейный напиток под названьем «Дубок» - генералу Брусилову в могиле, наверное, икалось от зависти...
    Сайру и сероватые, если внимательно разглядывать их на просвет, макароны я с превеликой радостью всучил, уезжая, двоюродному братцу - Славику, коренному москвичу, который, провожая меня домой по настойчивому указанию своей мамы, сначала ругался на весь вокзал почём зря, а потом, изрядно обессилев, лишь тихо шипел мне в след что-то, там, по поводу «этих сволочей - диких и тупых приезжих провинциалов, растаскивавающих «на колбасу» его малую родину»...
    Старания, как ни странно, не канули бесследно и тотчас же по возвращении принесли мне вполне ощутимые и сладкие плоды - авантюрный подвиг мой был по достоинству оценен удовлетворённой, наконец, хоть немного подружкой, и я был снова милостиво допущен ею к ощупыванию слегка ещё недозревших прелестей, а изрядно дрожащие пальцы мои в тот раз ненадолго побывали даже... в «святая святых» (ежели так можно назвать самые обычные девичьи трусики)!
    Но, не смотря на всю мою змеиную изворотливость, а также проявляемые из разу в раз недюжинную смекалку и чудеса здравой инициативы, всё равно фортуна в итоге повернулась ко мне задницей, да ещё и так подло, что словами не описать.
    Короче, однажды я застукал свою Инессу под вешалками в гардеробе, лобызающейся с известным всей школьной тусовке хулиганом - старшеклассником-качком, парнем не только здоровенным, но и наглым.
    Схлопотав по факту встречи пару оплеух от грубияна и оделённый на прощание презрительным взглядом моей бывшей (с того момента - уже!) возлюбленной, я столь основательно разобиделся на эту труднообъяснимую ветреность женщин, что на следующий же день подался в спортзал - что-то тихо подсказывало мне, что для успеха мужчине совсем недостаточно быть верным, богатым и нежным, помимо всего прочего он всегда должен позиционировать себя наглым, грубым, сильным и, желательно, самым (от сакраментального слова «самец»)...
    ***
    Закончились сии скороспелые тренировки вполне предсказуемо - одновременно с приземлением мне на ногу чугунной двухпудовой гири и обширной гематомой лодыжки, но всё же я сумел вынести для себя урок и из этого, казалось бы, не слишком удачного в целом жизненного эксперимента: «напрасно корячишься, братец, железо - не выход, думай-ка лучше головой!»
    И я, разумеется, думал: слонялся днями напролёт по залитым ярким солнышком весенним улицам, то и дело впадая в меланхолический ступор и облизываясь исподтишка на проходящие мимо аппетитные попки, - всё думал, думал… Попки мешали соображать адекватно - манили меня, дразнили, тревожили, но - вот беда! - без свежих идей к ним не так-то просто было подступиться. Замкнутый круг, да и только!
    Каждый божий вечер, вынужденно возвращаясь к домашнему очагу, я обречённо скидывал с себя майку и джинсы, обильно пропитанные за день моей же горячей слюной, затем укладывался тихонько на подростковый диван и до самой утренней зари занимался вредным для здоровья онанизмом (а вы - нет?). Затем прикупил у знакомых спекулянтов дорогие зеркальные очки, чтобы странным видом возбуждённых глаз своих не отталкивать от себя всё окружающее меня (как любили формулировать в тогдашних газетах) «прогрессивное человечество».
    Более того, с некоторых пор я напрочь отказывался здороваться с соседями по лестничной клетке, начал беспощадно курить, а в итоге практически перестал принимать горячую пищу, смотреть телевизор и слушаться мамы...
    ***
    В один прекрасный день, порядком уже утомившись от беспрерывных и тайных своих любовных размышлений, я, наконец-то, решился принять ванну - порою даже и желторотые юнцы испытывают такую непреодолимую потребность, уж поверьте! Набрал, помнится, горячей воды до краёв, затем, начхав на политесы, стянул с бледного тела своего трусы, носки, майку и плюхнулся неуклюже, как будто тощая прыщавая жаба, в белый эмалированный сосуд... И вот тут...
    И вот тут-то меня осенило!
    Бабахнуло!
    Прибило!
    Ко дну!
    Как древнего грека Архимеда!
    Плятть, девочки! А в чём, собственно, проблема?
    Просто...
    Я должен!
    Стать!
    Козлом!
    Да-да, вот именно - обязан стать! Примером же мне вполне могли послужить и премилейший синьор Казанова, и легендарный поручик Ржевский, и даже… даже сам дядя Валера из третьей квартиры!
    Пора уже прекратить заниматься ерундой, нужно попросту как можно скорее сменить амплуа, а для этого - всего-то навсего постараться разучить для себя новую роль - гордое, временами даже мажорное соло, настоль прекрасное в своей наивной простоте и трагичности, что редкая дура устоит впредь против точно направленных на неё моих колдовских чар.
    Да и в правду, друзья, что ещё может быть более естественным для разумного мужчины (а глупым я себя, конечно же, тогда ещё не считал), чем вовремя заняться древнейшим искусством лжи и самообмана? Ведь главное в этом нехитром деле - убедить самого себя в том, что ты (только ты, и никто другой!) абсолютно уникален, и тогда ни одна обесцвеченная перекисью водорода тощая бестия никогда более не посмеет усомниться в твоей редчайшей человеческой харизме и крайней степени мужской исключительности.
    Ура! Решение, наконец, было принято, Рубикон перейдён! Долой одинокие ночи! Долой позорные мозоли на ладонях! Навсегда!
    Я вдруг ясно почувствовал, что стою на самом пороге новых свершений - весь из себя ладный такой, юный и самоуверенный. Однако... если б я только мог догадываться тогда, насколько же всё-таки он тернист и ухабист -
    Путь Настоящего Козла...

    Уважаемые читатели! Роман опублкован. Купить его можно здесь:

    http://www.morebooks.de/store/ru/book/Намбер-one,-или-Путь-Козла/isbn/978-3-8473-8323-9
     
    Профиль  
    Форум поэтов » Литературный раздел » Эссе и прозаические миниатюры » Намбер One, или Путь Козла (анонс романа)
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Поиск:

    Яндекс.Метрика
    Copyright Сайт высокой поэзии © 2009-2024 18+ При использовании материалов гиперссылка на сайт обязательна Хостинг от uCoz