DON JUAN AUX ENFERS

Quand don Juan descendit vers l’onde souterraine
Et lorsqu’il eut donné son obole à Charon,
Un sombre mendiant, l’œil fier comme Antisthène,
D’un bras vengeur et fort saisit chaque aviron.

Montrant leurs seins pendants et leurs robes ouvertes,
Des femmes se tordaient sous le noir firmament,
Et, comme un grand troupeau de victimes offertes,
Derrière lui traînaient un long mugissement.

Sganarelle en riant lui réclamait ses gages,
Tandis que don Luis avec un doigt tremblant
Montrait à tous les morts errant sur les rivages
Le fils audacieux qui railla son front blanc.

Frissonnant sous son deuil, la chaste et maigre Elvire,
Près de l’époux perfide et qui fut son amant,
Semblait lui réclamer un suprême sourire
Où brillât la douceur de son premier serment.

Tout droit dans son armure, un grand homme de pierre
Se tenait à la barre et coupait le flot noir ;
Mais le calme héros, courbé sur sa rapière,
Regardait le sillage et ne daignait rien voir.

ДОН ЖУАН В АДУ

Когда спустился Дон Жуан к волне подземной
И дал Харону свой обол, нищий наглец,
Спесив, как Антисфен, то зоны Средиземной
Челночник не спросил: «Куда везти, стрелец»?

Являя груди сквозь открытые одежды,
В закате чёрном дев обманутых выл сонм,
Как стадо жертвенное, блея без надежды:
«Попал и ты в Аид, любовный обессонм!»

Смеялся Сганарель и требовал оплаты,
Тогда как дон Луис трясущимся перстом
Всем населяющим подземные палаты
Указывал: «Не сын он мне, а чёрт с хвостом!»

Дрожа под трауром (а пост блюла Эльвира!)
Перед супругом, мучившим её
Как вещь, а не как глаз - нотацию клавира,
Что темперирован неплохо, – цыц, бычьё! –

Молила истукан, как прежде, улыбнуться
Улыбкой каменной, но мрачно он смотрел.
Спокойный Дон Жуан, не чающий вернуться,
Вперял свой взор в стезю из водоструйных стрел.

Смысл получается такой: если Дон Жуан попадёт в греческий ад - Аид - то как Великий Любовник он переспит с женой Плутона Персефоной (Прозерпиной, Корой) и обманет Плутона как Сизиф, проживший две жизни. Вот сонет Бодлера, подтверждающий это понимание:

SED NON SATIATA

Божок, исполненный свирепой красоты,
Ты пахнешь мускусом и горечью гаваны,
Какой тебя шаман зачал в ночи саванны,
Колдунья чёрная, исчадье темноты?

Нектар твоей слюны пьянит до дурноты,
Он опия сильней, блаженнее нирваны,
Я вёл к твоим глазам желаний караваны,
Но пить одной тоске из них давала ты.

Мою тебя, остынь, оставь меня в покое,
О, ненасытная! Могу ль я стать рекою,
Чтоб девять раз подряд, как Стикс, тебя обнять?

Тварь сладострастная, чьей похоти звериной
Мне, измождённому, иначе не унять,
Как стать в аду любви холодной Прозерпиной.

А вот Сизиф в аду:

НЕУДАЧА

Опять твой путь тернист и крут,
Сизиф, и пытка бесконечна,
Лишь с ней сравним мой тяжкий труд –
Жизнь коротка, искусство вечно.

Поэта сердце, что стучит,
Гремя как барабан дырявый,
К погосту проклятому мчит,
Прочь от гробниц, увитых славой.

Не счесть сокровищ под землёй,
Они лежат, ты мглой,
Их землекопы не отроют.

Опять цветы на склонах гор,
Ничей не вдохновляя взор,
Бутоны нежные раскроют.