| scivarin | Дата: Воскресенье, 27.08.2023, 21:18 | Сообщение # 1 |
Руководитель проекта
Сообщений: 548
Награды: 9
Статус: Offline
| 
Прочитал «Pasternak» Елизарова, вышедший ещё в 2003 году, и сожалею только о том, что не сделал этого раньше. Речь идёт о совершенно чумовом хулиганском романе, поднимающем целый ворох важнейших тем, без внимательного обсуждения которых просто бессмысленно гадать о том, «что же будет с Родиной и с нами».
Строка из песни Шевчука здесь не случайна, книга Елизарова, вроде бы решённая в жанре шутовского гиньольного гротеска, очень внятно и серьёзно говорит о судьбе русского варианта мировой цивилизации, структурообразующей частью которого являются русский язык и русская поэзия. Также не случайны репродукции двух картин великого художника Гелия Коржева, которыми я решил проиллюстрировать эту статью. О них будет сказано ниже.
Без всякого сомнения, Елизаров смотрел гремевший в период написания романа фильм Родригеса «От заката до рассвета», а то и развлекался игрой в компьютерные шутеры, из которых и пришли в его книги (тут уместно вспомнить и «Библиотекаря») ожесточённые массовые побоища, в которых герои совершают фантастические ратные подвиги, явно превосходящие человеческие возможности. Впрочем, фэнтезийная составляющая весьма органично вписывается в реалистический контекст повествования, и никаких швов я не заметил.
Слог у Елизарова хорош, читать его приятно. Главы об ученичестве и духовном выборе будущего катакомбного священника, эдакого православного Ван Хельсинга, просто превосходно написаны, и здесь в абсурдный мир гротеска вторгается горькое историческое знание. Но я не хочу говорить о романе подробно – надеюсь, я ещё сделаю это на видео. Там действительно много всякого интересного, неоднозначного, спорного. В данной статье меня интересует только основной конфликт.
Основной конфликт романа «Pasternak» – безнадёжная борьба с вездесущей духовной деградацией, а его герои – два современных Дон-Кихота, убеждённый боевой язычник и священник православной катакомбной церкви. У каждого из них, конечно, есть свой Санчо Панса. В одном случае это школьный задрот, превратившийся в гениального взрывника-самоучку, в другом – классический гопник из депрессивных кварталов, изъясняющийся неизобретательным матом и регулярно поколачивающий папашу-пьяницу. У каждого из этих персонажей своя колоритная история, и по ходу чтения мы все эти истории узнаем. Такая вот сомнительная с точки зрения просвещённого читателя команда и выступит против главного метафизического зла, которое явится в образе гигантского демона с перепончатыми крыльями и лошадиным черепом, смутно, но неотвязно напоминающим портрет поэта Пастернака.
По мысли Елизарова, демонической сущностью становится сам корпус текстов классика, всё его литературное наследие, ставшее культовым в кругах интеллигенции и оказавшее пагубное, растлевающее, «трупное» влияние на русскую литературу и русскую мысль. Сказано сильно, давайте разбираться.
В одном из фрагментов романа автор демонстрирует нам беглый критический разбор стихов Пастернака, указывая на действительно имеющее место в некоторых из них грубое и достаточно пренебрежительное обращение с поэтическим словом. Надо сказать, Елизарову не откажешь в интуиции, хотя он так и не решился произнести главного в данном случае слова «безвкусица».
Признаюсь честно, поэзия Пастернака при всей её филигранной версификационной тонкости, умалять которую я не вижу никакого смысла, всегда казалась мне натужной и фальшивой. Она соткана из созвучий одного лишь материального мира, в ней нет и никогда не было того, что мы называем музыкой сфер. Бродский очень точно назвал Пастернака хорошим ремесленником и сравнил его с часовых дел мастером. Это поэт, который плетёт вербальные кружева, описывающие материю, но не способен вдохнуть в них настоящую жизнь, которая всегда иррациональна, как и подобает настоящему чуду. Ощущая определённую мертвенность создаваемых им текстов, он пытается гальванизировать их достаточно пошлым словотворчеством и оригинальничаньем (типа «лес заволосател»), и этот метод впоследствии будет взят на вооружение его многочисленными последователями – от Вознесенского до нынешних графоманов, которые, к великому сожалению, составят своего рода мейнстрим русской поэзии рубежа тысячелетий и уверенно доведут её до нынешнего жалкого состояния. Всевозможные Полозковы, АхАстаховы и прочая попсовая чепуха – это продукция с трейдмарком Pasternak.
Но вернёмся к самому мэтру. Даже в знаменитых стихах из романа (который я в итоге так и не прочитал, сочтя его чудовищно скучной подделкой под Льва Толстого), разрабатывающих евангельские сюжеты и вроде бы говорящих о главном, то и дело общее впечатление обламывают неприятные слащавость и фамильярность. Когда Пастернак принимается пафосно вещать от лица Христа о том, как столетья поплывут к нему на суд из темноты, я чувствую какое-то уникальное отвращение, и тут приходят на помощь строки Кормильцева, пропетые Бутусовым:
Видишь, там на горе возвышается крест,
Под ним десяток солдат –
Повиси-ка на нём, а когда надоест.
Возвращайся назад…
Вот это, понимаете? Совсем не религиозное, а эстетическое и экзистенциальное, тесно переплетённые друг с другом. Если этого отвращения у читателя не возникает, к нему приходит Pasternak:
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.
Как бы правильно, только ни о чём. В стихах Пастернака нет конфликта, нет внутренней борьбы и присущего ей драматизма. Нет в них и сдержанного этоса, медитативной созерцательности, спокойного осознания себя в мире и мира в себе. Они просто сообщают читателю некие прописные истины, принятие которых не требует от него никакой интеллектуальной или духовной работы. За приведённой выше сентенцией ничего не стоит, а «почва и судьба» здесь всего лишь пустые слова, ложный пафос, карго-культ. Иллюзия поэзии. Именно об этом сказано: «буква убивает, а дух животворит». В романе Елизарова пастернаковские «строчки с кровью» убивают буквально, и выглядит это хотя и зловеще, но очень смешно. Как не может не вызывать смеха и весь шабаш демонической заурядности, который во время чтения романа проходит перед глазами в образах разнообразных спекулятивных сект и «духовных направлений», основанных на лжи и манипуляциях.
Разумеется, роман «Pasternak» скандален по определению и способен возмутить многих, кто-то наверняка сочтёт его вызывающе несправедливым, но в своей дерзкой попытке сказать трудную и неочевидную для большинства правду он и не может быть другим. Его герои - это фактически антигерои, которые по сути дела мочат ни в чём не повинных людей. Но при этом они всё же герои, и мы это чувствуем. Парадокс? Разумеется!
В нынешней версии безумного мира честное художественное высказывание, наверное, не может не быть парадоксальным. Да и в эпоху Сервантеса так было, и Дон Кихот у него не только рыцарь Печального Образа, но ещё и выживший из ума старый мудак, мешающий жить окружающим. Перечитайте, если не верите. Два в одном флаконе, как-то так. Только одно не отменяет другое, и поэтому Сервантес гений.
Хочу подчеркнуть – я не воспринимаю поэзию Пастернака отрицательно, я отношусь к ней диалектически. У неё есть сильные и слабые стороны, которые желательно видеть одновременно. Конечно, его стихи можно и нужно читать, их просто следует знать. Они часть русской поэтической культуры. Есть определённые технические моменты, которым я научился у Пастернака, и очень ему за это признателен. Однако поклоняться ему как некому либеральному кумиру я точно не собираюсь.
И последнее о Пастернаке. Мне никогда не нравилось самое, пожалуй, популярное его стихотворение «Зимняя ночь» - ну, это где «свеча горела», да. Нет, оно очень хорошо, крепко сделано – милая софт эротика, всё такое. Я совсем не против эротики, но даже в смешном «Луке Мудищеве», написанном вопреки расхожему мнению, отнюдь не Барковым, а скорее всего, поэтами круга Некрасова (как бы и не им самим), тайны гораздо больше, чем здесь. Здесь – низведение таинства до быта, пожирание духа тленом материи:
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
К несчастью, грохот этих упавших башмачков во второй половине прошлого века заглушил мистический хорал русской поэзии.
Мертвящей букве псевдоискусства посвящена и картина Коржева «Голубой огонёк», написанная ещё в 1976 году, когда внезапно превратившиеся на ней в монстров Пугачёва и «маэстро» Паулс только что оказались на вершине славы и популярности. До выморочных «огоньков» нулевых было ещё далеко, но подмена содержания искусства гламурно упакованной пустотой уже тогда остро чувствовалась. Это всё про башмачки, совершенно верно. Любовь больше не тайна, не безумие, не высокая трагедия. Она – быт, более или менее устроенный. Поэтому, как удачно сказал когда-то Жванецкий, на смену обществу строителей светлого будущего пришло общество с ограниченной ответственностью. С чем вас и поздравляю. Это к вопросам о судьбах страны, если что.
Проблема, конечно, не в конкретных артистах, как и не в личности поэта Пастернака, никогда не строившего адских козней, а попросту делавшего в литературе то, что ему доступно. Проблема в особенностях коллективного бессознательного, которое всегда предпочтёт банальность откровению. Скажем прямо, любая попытка действовать в жизни и в искусстве наперекор этой унифицирующей силе чем-то напоминает борьбу с ветряными мельницами.
|
| |
| |
