В казармах тут и там в рожок трубит диана
И утренний сквозняк на лампы дует рьяно.
Вот час, когда рой снов, опасных как укус
Осы – вот жало в плоть! – юнцов вводит в искус,
Когда, как красный глаз, моргая и страдая,
В рассвете пламенец свечи дрожит, прядая,
Ему подобная когда при свете дня
В нас мечется душа, покоя не храня.
Как слёзы на лице – их ветер иссушает –
Исчезли запахи, ноздря что предвкушает.
Поэт устал творить, а женщина – любить.
Уже небесный свод дым труб начал столбить.
Лишь проститутки, чьи подрагивают веки,
С открытым дрыхнут ртом, заснув в кои-то веки!
Да падчерицам, чья не распустилась грудь,
На камни очага, то пальцы ещё дуть.
В тот час, когда на сон ещё почти все падки,
У женщин на сноси – предродовые схватки.
Как в пенистой крови заглохший долгий всхлип,
Вдали запел петух и вдруг сошёл на хрип.
Что в море корабли, стоят в тумане зданья.
В больницах, наконец, закончились страданья
Тех, кто в агонии стенал, лицом бардов.
Распутники домой бредут после трудов.
Аврора зябкая в плаще ало-зелёном
Над Сеною взошла. С лицом непохмелённым
Проспавшийся Париж протёр глаза. Пора
Брать в руки инструмент… Вот сказ не топора!
Перевод Вадима Алексеева
|